– Конечно, мне будет приятно. Только какой же вы старик… Не наговаривайте на себя.

– Да, Тирис, между тем, мне уже семьдесят один исполнился… – профессор хитро улыбался.

– Правда? Я была уверена, что вам немногим больше шестидесяти …

Бекетов рассмеялся, было видно, что ему приятно. Разговор лился спокойно, профессор вел себя со мной, как и всегда – непринужденно, но что-то оставалось в скобках, за основной темой, я видела – он к чему-то готовился. И терпеливо ждала продолжения. Два раза заглядывала секретарша, но напоровшись на предупреждающие стопсигналы в глазах профессора пряталась за дверь, поперхнувшись словами.

– Видишь ли Тирис, у меня к тебе серьезный разговор, боюсь, здесь нам не дадут серьезно поговорить. Разреши пригласить тебя прогуляться, на воздухе лучше говорится. Как ты на это смотришь?

– Да, конечно, почему нет…

– Тогда подожди меня пару минут, закончу дела, встретимся у главных ворот? Хорошо?

– Конечно, профессор. – Я задумчиво кивнула и вышла из кабинета.

Лара кинулась ко мне, едва я вышла за дверь.

– Ну что? Ругал? Хвалил? Делал непристойные предложения? Или пристойные? Что? Не молчи! – подруга в своем репертуаре. Ну какие еще непристойные предложения…

– Нет, все в порядке, поговорить просто хочет о чем-то, но здесь мешают постоянно, предложил прогуляться. Ты иди домой, я потом с тобой свяжусь обязательно, хорошо?

Погода наладилась, дождь прошел, небо посветлело. Мы медленно шли по аллее вдоль университетского, кованого под старину, забора.

– Я буду честен с тобой, Тирис, потому что знаю, что ты тоже со мной всегда была честна. Наверное, я именно это больше всего ценю в людях. – Лицо Петра Бекетова было непривычно для меня собранно, будто он готовил речь, выверял каждое слово. Зачем? Что происходит? Я терялась в догадках. И постепенно напрягалась.

– Не буду ходить вокруг да около, скажу, как есть. Итак, я знаю, что тебе нужна работа. И не просто, а социально значимая. И я готов тебе ее предложить. Работа будет хорошо оплачена. Всего три дня в неделю по три часа. Тысяча кредитов в неделю. Полное оформление и официальная печать Верховного Судьи, с которой не сможет поспорить ни одна Клиника Эмоционального Восстановления. Никто и никогда больше не сможет даже заподозрить в тебе ни эмоциональную нестабильность, ни личностную неидентичность, ни пониженную стрессоустойчивость. Полная абилитация, раз и навсегда.

Вот оно что. Меня все-таки догнали мои тревожные сны. Он знал. Откуда-то все знал. Знал, что меня второй год мучали лечебными мероприятиями по эмоциональному восстановлению, и знал, что я проваливала каждое. И мне отчаянно нужна такая работа, что позволит мне избежать статуса «эмоционально нестабильной», который может испортить мне всю оставшуюся жизнь. Так как этот статус, проявленный в личном деле, если я его не сниму в течение нескольких месяцев, дает потом возможность манипулировать мной каждому работодателю, запрещать исследования, увольнять без причин, или просто не брать на работу. Эмоционально нестабильная – это второй сорт. А дальше – работа не по специальности, скорее всего, малоквалифицированная. Учеба насмарку. Потому что таким – нестабильным, не место в стабильном обществе. Я молчала. Он просто вывалил на меня все это сразу, одним махом. Я не была к такому готова.

– Прости, девочка, если задел больное место, я не хотел, правда. – Бекетов остановился, мягко, по-отечески глядя мне в глаза. – Но был вынужден прояснить все и сразу, так как хочу предложить тебе работать у моего сына. Он … инвалид. С ним тоже… произошел …несчастный случай. А тебе я доверяю. И ни секунды, ты слышишь? Ни одной секунды я не думаю, что ты хоть немного эмоционально нестабильна. Иначе не предложил бы. Ты мне веришь?