– Как она?
– Сотрясение и … потеря памяти. Врачи не знают, когда она все вспомнит. Может быть уже завтра, а может быть через год.
– Что все? Она не узнала тебя, дочь? Не помнит себя? – я едва сдерживала панику.
– Почти. Последнему ее воспоминанию больше шести лет.
– О мой бог, – прошептала я пересохшими губами. – Я позвоню тебе завтра, узнаю, как Вера себя чувствует. Хорошо?
Мы с Олегом не были хорошими приятелями. Так виделись время от времени: на праздниках, в школе, пару раз даже парами выбирались в театр. Просто знакомые, но до откровений Веры я симпатизировала мужчине и он тоже не морщил нос от меня.
– Хорошо. – согласился Олег и отключил вызов.
Я медленно поднялась, подошла к столу, взяла кружку с чаем, сделал один глоток и вылила все содержимое в раковину.
Холодный чай не согревал.
Матвей
– Говорю же вам русским языком. Нету у меня такой в списке! Значит, не проживает здеся.
Вахтерша хмурила свои криво-нарисованные брови и недовольно осматривала нас. На ее лице было крупными буквами написан вопрос “Вы бандюганы или менты?”. Причем любой из двух предложенных вариантов одинаково посылался этой колоритной дамочкой далеко-далеко за синие дали, где не ездят поезда и не ходят верблюды.
Пришлось мне показать свой пропускной.
– Преподаватель значит. И что на соплячек потянуло?
Я выровнял дыхание и, оставив вопрос без ответа, попробовал достучаться до женщины еще раз:
– Мы знаем, что в списках ее быть не должно, но могла же она в гости прийти и остаться? Посмотрите еще раз фото.
Я показал экран телефона. На снимки Аня держала Ваню и счастливо улыбалась.
– Анна Верещагина. – еще раз повторил имя беглянки.
– Да хоть Каренина! Нет ее тута!
Это был тупик. Как назло за все время, которое мы находимся здесь, мимо никто не прошел. Хоть бы какая-нибудь студентка!
– Тута, здеся! – вспылил Митя. – Вы понимаете, что это не праздное любопытство?! Ее сын грудной ждет. Можно проявить человечность и помочь?
Вахтерша вздохнула, а затем ударив ладонью по столу, встала:
– Ладно, пойдем, пройдемся по этажам. Сейчас каникулы, к тому же вечер воскресенья — студенты почти все разъехались. На этаже по две — три комнаты только.
Не ожидал, что эмоциональность брата сработает, но благодаря ей мы целый час ходили по этажам, показывая фото Анны и расспрашивая ребят.
С каждым отрицательным ответом Митя мрачнел еще сильнее, да и я мысленно прикидывал в уме другие варианты, где еще можно поискать Верещагину. Ее друзей я не знал. Да и вообще не особо-то и вникал в их жизнь с Ваней.
Нет, я никогда не отказывал и помогал по мере сил, но только если меня просили. Девушка и сама лишний раз не звонила, пустыми разговорами не надоедала, задушевных бесед мы не вели. Единственное исключение — та неделя, что я у них жил. Но за это время к Анне никто не заходил, по телефону кто-то звонил, но я не вслушивался, имена не запомнил.
В сухом остатке: зацепок никаких и гениальных идей тоже.
Вахтерша постучала в очередную дверь и на пороге оказалась сонная девушка. Она глупо хлопала глазами, пытаясь сообразить, что мы от нее хотим. Очнулась она, когда услышала фамилию.
– Аня! – брюнетка, запахнув посильнее халат, подлетела к моему телефону и посмотрела фото.
– А Ванька где? Вы же тот препод, что ей помогает, да? – она взволнованно посмотрела на меня.
– Да, – согласился я вздохнув. Значит, язык за зубами Верещагина не так уж и крепко держала. – Ваня у меня.
– У вас, – повторила девушка, а затем заметалась по комнате. Начала ящик вытряхивать, искать что-то.
– Где он? Тут же был… черт!
Наконец-то она нашла какой-то клочок бумаги.