Мой неряшливо уложенный чемодан благополучно проезжает мимо таможенника, а вот сумка застревает в «телевизоре».

– Что там у вас, скажите, пожалуйста? – спрашивает меня наголо бритый парень. Он нормально говорит по-русски, то есть он, разумеется, русский, как и те девчонки в офисе Люфтганзы, однако в нем уже есть нечто неуловимо немецкое. Может быть, эта непривычная, не нижегородская вежливость – вежливость даже не слов, а манер?

Я пугаюсь потому, что не могу вспомнить, что положила в сумку. Не помню, хоть тресни! Кажется, несколько баночек красной икры, потом конфеты «Птичье молоко» Сормовской фабрики – для Лерки, которая умоляла привезти ей две, а лучше три коробки, потому что таких конфет нету в Париже… Вот только птичьего молока там у нее нету, у миллионерши, жены миллионера! А что еще в сумке? Что?!

– Слушайте, у вас там крокодил? – хихикает таможенник, весело глядя на свой экран. – Или мне чудится?

О господи, ну какая же я идиотка… Вот именно что крокодил! И не простой, а крокодил-ксилофон и одновременно каталка на колесиках, которую можно таскать за веревочку. И если нажать на кнопочку на брюхе у крокодила, то глаза у него загораются, начинают мигать, да еще и музыка играет. Дело в том, что у Николь Брюн, в замужестве Понизовской, которая ищет – и даже уже нашла! – мне французских женихов, в прошлом году родилась дочка. Зовут ее совершенно сказочным именем – Шанталь, и вот этой Шанталь предназначен в подарок крокодил дивной красоты. Думаю, с подарком осечки не будет. Точно такой же крокодил был у моей Лельки, и дочка так его любила, что сначала бесконечно терла десны (зубки резались, а десны при этом чешутся) палочкой, которой надобно стучать по ксилофону, а потом дошла очередь и до крокодила: она с ним даже спала, она его на прогулки таскала… И рыдала, когда пришла пора идти в садик, и она взяла с собой крокодила, и другие дети тоже им пленились и клянчили его у Лельки… Словом, это был, как выражается моя мама, «первый человек, с которым она разговаривала».

Хорошо, что есть вечные ценности. Такие, как этот крокодил, которого я купила в «Детском мире» на улице Горького в Нижнем. Если он был хорош для моей Лельки, то небось понравится и француженке Шанталь.

Удостоверившись, что в сумке действительно «живет» крокодил, таможенник пропускает меня дальше. Чемодан уезжает по транспортеру в багаж, мне ставят штамп на паспорт в будочке пограничного контроля, а потом в числе пяти других опоздавших пассажиров, не томя ни минуты лишней в накопителе, везут в пустом автобусе к самолету.

Стюардесса – уже немка, настоящая немка с кукольным жестким личиком! – делает своим тонкогубым ротиком улыбку и быстренько рассовывает нас на свободные места. Мое законное 25 С, как я понимаю, где-то в хвосте, но тащиться туда стюардессе нет никакой охоты, и я оказываюсь одна на своем ряду. Редкостная удача! Едва дождавшись, когда мы взлетим и погаснут табло «No smoking! Fasten belts!», я устраиваюсь на всех трех креслах и засыпаю мертвым сном. И, пропустив даже обед, сплю до тех пор, пока та же стюардесса не расталкивает меня, ибо табло снова требуют: «No smoking! Fasten belts!», а это значит, что самолет готов идти на посадку в аэропорту Франкфурта.

И тут начинаются проблемы.

Почему-то я решила, что вся веселая толпа пассажиров, состоящая из нижегородцев и пермяков (наш самолет летит, строго говоря, из Перми, Нижний – просто пункт краткой посадки), тоже двинет вместе со мной в Париж, а значит, во Франкфурте я просто-напросто пристроюсь в хвост более компетентным соотечественникам и вместе с ними доберусь до gate А-54 и вскоре, словно в сказке, попаду в волшебный город Париж… Однако, когда я миновала наконец «рукав» и оказалась сразу в здании аэропорта, мои попутчики куда-то исчезли, растворились в разноголосой, куда-то спешащей толпе, заполняющей аэропорт. Каждому нужны свои ворота! В Париж, такое ощущение, никто не летит… Какие-то мгновения я чувствую себя сущей Красной Шапочкой, заблудившейся в дремучем лесу.