– Но вы пытались искать? – настаиваю я. – Вдруг она ушла к друзьям, к знакомым…
– У нее никого нет, кроме меня и брата. А он уехал, придется ждать, пока вернется. Господи, как хорошо, что хотя бы вы пришли, а то мне даже поговорить об этом ужасе не с кем!
Поговорить? Мы вообще больше не говорим. Мы стоим и убито молчим.
Самое ужасное, кажется мне, что бедная девочка была убеждена в благополучном исходе. Она ждала мужа домой! Именно крушение надежды оказалось самым страшным. Ее обманули… Невольно? Надеюсь!
Да, говорить тут не о чем. Тихо прощаюсь, оставив свой адрес и взяв перед уходом с седовласой дамы обещание непременно сообщить мне, если Анастасия Николаевна все же воротится или подаст о себе весть. Обе мы прекрасно понимаем, что, скорей всего, ей не придется исполнять это обещание, но все же уговариваемся. А вдруг?..
«Вдруг»… Какое прекрасное, обещающее… и какое лживое слово!
Наконец я ухожу. Дама выходит проводить меня на крыльцо и вдруг отшатывается при виде черного «Кадиллака», пронесшегося мимо. На лице ее нескрываемый ужас. Она кидается обратно в прихожую и захлопывает за собой дверь.
Странно, думаю я. А ведь это тот же самый «Кадиллак», который я уже видела несколько минут назад. Та же несгибаемая фигура матроса-шофера у руля, та же миниатюрная комиссарша, полулежащая на заднем сиденье…
Я случайно поймала ее темный взгляд, и удивительное ощущение пронзает меня. Где-то я уже видела эти черные мрачные глаза…
И тотчас вспоминаю, где. Комиссарша похожа на футуристку с крашеными сосками под рыболовной сетью! Ну, на ту самую, у которой в стихах душа, как мимоза, и еще солнце с какими-то там змеями… et cetera, et cetera…
Да нет, быть не может. Чепуха, бред!
Неужто та самая футуристка? Но что ей нужно возле дома полковника, убитого в Чеке, и его жены, которая покончила с собой от непомерного горя?
Стоп, стоп… А не она ли посулила Анастасии Николаевне спасти ее мужа, а потом не исполнила обещание?
Не смогла? Не захотела? Да и вообще: это она или не она? Елена, как ее там… Елена Феррари! Арлезианка!
Она? Или мне почудилось? Как бы узнать наверняка?
7 июля 200… года, Франкфурт-на-Майне, аэропорт. Валентина Макарова
Честно говоря, я думала, что меня перехватят еще в аэропорту Нижнего…
Остаток той страшной ночи прошел бы, как я понимаю, в бесконечных допросах, если бы не Марина Москвитина, которая начала-таки рожать и остановить которую не смог бы даже министр внутренних дел, президент, а также президент Совета Европы. Кроме них, полное впечатление, в наш роддом той ночью прибыли все, кто мог! Комбинезоны и мундиры всех цветов заполнили коридор. Эти так называемые силовики беспрестанно пялились в окна родилки и перебудили всех – и детей, и мамочек. Уже утром, чуть только Марину с ее новорожденной дочкой разместили в палатах, комбинезоны и мундиры взялись допрашивать меня, Виталия Ивановича, акушерку, дежурных сестер, санитарок, и этот кошмар беспрерывно длился до восьми часов, когда началась пятиминутка с новой сменой. Я кое-как, дрожащим голосом, то и дело сбиваясь, стала докладывать о состоянии всех пяти младенцев, которых мы родили за истекшие сутки: один – глупышки Нинули – умер, как и предсказывала Ольга Степановна, через три часа; другой – вернее, другая, девочка, с которой я «фокусы показывала», – чувствовала себя очень хорошо; третий, послеоперационный, находился в реанимации, но состояние стабилизировалось, с Марининым все нормально, никакой патологии нет, ребенок цыганки родился мертвым. Обычно главный страшно злится, когда кто-то «солому жует» на докладе, но тут и смотрел снисходительно, и слушал вполуха. На нас на всех, дежурных, остальные взирали как на чудом вернувшихся с полпути на тот свет, и один из приемных покоев –