– Зачем? – тупо спросил Хорт.

– Положено так.

Священник оказался тощим нескладным парнем, явно из деревенских, на вид ничуть не старше Обра. Рыжеватые мягкие кустки на подбородке, некий намек на будущую бороду, солидности ему нисколько не прибавляли. Прозрачные глаза, как две капли серой морской воды похожие на глаза бабки с рыбацкого конца, взирали на Обра с явным опасением. Однако черноусого тюремщика он выпроводил кивком головы, дверь прикрыл плотно и, шурша черной ряской, бестрепетно уселся на лавку рядом с узником.

Обр, раздавленный последними новостями, сидел молча. Священник тоже вел себя тихо, глядел прямо перед собой.

– Ну и че? – злобно спросил наконец Хорт. – Чего тебе надо-то?

– Мне – ничего. Может, тебе чего-нибудь надо?

– Надо. Палаш хороший. А лучше – острый шест. Или пику.

– Утешение, значит, тебе не требуется.

Обр хмыкнул.

– И покаяться ты не хочешь.

– Не в чем мне каяться.

– Ты человека убил.

Обр снова хмыкнул.

– И, как я слышал, не одного.

– Да я б их всех перебил, как бы силы были, – с глубокой убежденностью сказал Обр.

Обладатель чахлой бородки только вздохнул, и это обозлило Обра еще больше.

– Я сражался и убил в бою! В честном! Их было два десятка, а я один. Или я, или они. Деда на моих глазах зарубили… Да что я… Тебе не понять. Ты на всю жизнь за ряску свою спрятался!

– А Матвея несчастного за что? – тихо спросил священник.

– Кого? Не знаю такого. Я местных сроду не трогал.

– Да откудова ж тебе знать. Ему, Матвею-то, когда вместе с конями и повозкой подряжали Князев груз вести, не сказали, знаешь ли, что везти надо, куда и зачем. Заплатили правда, хорошо. У него трое, и жена опять беременная, так что он и за половину согласился бы.

Обр даже глаза прикрыл от старания припомнить, как оно там было с возницей.

– Не убивал я его, – уверенно сказал он, – всего-то дал в челюсть. От этого не помирают.

– Ты ему в челюсть, он – с козел спиной вперед, хребет сломал, да еще виском об корень. От чего помер, теперь и не угадаешь.

– Да кто ж его просил соглашаться Князев груз везти, проклятые деньги брать?! Все вы предатели. Хорты за вас бьются, кровь проливают, а вы за добро свое трясетесь, только и ищете, как бы нажиться. Люди Князевы из вас жилы тянут, а вы все кланяетесь. Четыре шкуры дерут, а вы пятую предлагаете.

– Кровь, говоришь? – раздельно переспросил священник, помолчал и также раздельно добавил: – У меня Хорты всю семью вырезали.

– За что?

– За коней. У нас кони хорошие были, породистые. Наша Стрелка от какого-то проходящего жеребца родила однажды. От того жеребенка все и пошло.

– Кони нужны, – с полным знанием дела заметил Обр, – без коней не повоюешь.

– Нужны, – согласился священник, – как без коней в хозяйстве? Ложись и помирай. Отец за так отдать не захотел, да еще говорят, согрубил им что-то. Я, пятилетний, тогда у тетки в Белых Камнях гостил, потому и выжил. А тебя там не было?

– Нет, – мотнул головой Обр, – я тогда, небось, еще совсем мальцом был.

– Ага. Значит, помочь я тебе ничем не могу. Плохи твои дела, раб Божий Александр.

– Я тебе не раб, – оскорбился Обр, – сроду никому рабом не был. А ты че, правда помочь хочешь?

– Хочу, – вздохнул священник, – вернее, должен хотеть. Но путей к тому никаких не вижу.

– Не видишь? – почти весело поинтересовался Обр. – Так это очень просто. Давай махнемся не глядя. Ты мне ряску с капюшоном, а я тебе свои тряпки. Фигурой и ростом мы похожи вроде. Ты останешься, я уйду. Вешать тебя вместо меня они, ясное дело, не станут. А если я тебя оглушу осторожненько, даже пожалеют.

– Понятно, – кивнул священник, – а скажи мне, что ты станешь делать, когда уйдешь?