>Сознавая, что отвечаю не только за академическую успеваемость и выращивание молодых гениев словесности, приписанных как к России, так и к другим странам ближнего и дальнего зарубежья, приказываю, черт меня побери:

>Запретить пронос в общежитие спиртных напитков.

>Особые случаи могут быть согласованы с зав. общежитием и ректором.

>Оставляю за собой право придумать суровую кару для злостных «проносильщиков» вплоть до…

>Ректор Н. С. Весин»

Надо сказать, объявления в институте, как официальные, так и не очень, часто становились самостоятельным произведением искусства. Например, на одном из студенческих столов осталась выведенная неизвестным слушателем надпись: «Все фигня, фигня, фигня, и Соссюр, и Потебня». А на входе в главное здание висел листок с просьбой: «Господа-товарищи! Будьте так добры! Придерживайте дверь!» На двери деканата заочки красовался файл с разноцветными буквами: «Правила аудиенции: Заходите тихо. Просите мало. Уходите быстро».

Не только Миша часто появлялся на лекциях дневного отделения, но и Марина ответно приходила в корпус заочного, в здание, расположенное за книжной лавкой и небольшим стадионом, огороженным высокой сеткой. Здесь Марина любила сидеть с книгой на широком подоконнике высокого окна с витражами. Иногда она вместе с Мишей слушала лекции в зале, где висел большой черно-белый портрет Горького. Они выбирали место за одной из колонн, и там, на синих кожаных креслах с откидными сиденьями и столиками, которые поднимались и опускались, словно в самолете, влюбленные записывали лекции или стихи, если муза внезапно решала посетить одного из них. И, разумеется, не обходилось без любовных игривых шалостей – не просто так они старались скрыться от посторонних глаз за таким, пусть и не надежным прикрытием, как колонна.

Впрочем, не одна Марина любила там бывать. Наде нравилось подниматься по серой лестнице на второй этаж, мимо еще одного большого портрета Горького в полный рост работы Павла Корина, скорее всего, копии. Она чувствовала себя спокойно, читая, привалившись к спинке большого кожаного дивана в зале с портретами известных выпускников: Чингиз Айтматов, Юлия Друнина, Константин Ваншенкин, Владимир Соколов… Надя любила рассматривать паркет, большие подоконники, на которых стояли, выглядывая во дворик, цветы в больших горшках. Ей нравились заочники – люди, съезжавшиеся на сессии из разных точек России или других стран. Петербург, Вологда, Краснодар, Нижний Новгород, Мюнхен, Лион, Пекин… География всего мира сходилась здесь, словно узор в калейдоскопе, где на почве любви к слову всходили и обретали жизнь ростки, быть может, будущих великих произведений.

Сперва познакомившись с Мишей, Надины друзья незаметно сблизились с его товарищами, которые, за исключением прозаика Ветрова, все учились в одном семинаре поэзии, у Николая Тарыкина. Этим вечером они вместе шли в театр песни «Исток», куда их позвал Мишин друг Руслан Виноградов. Руслан кроме стихов сочинял еще и песни, и в его квартиру, а жил он один, часто приходили друзья или поклонницы – «мои девушки», как он их называл. Внешне спокойного, но вместе с тем стремительного и быстрого Руслана можно было сравнить с раскаленным угольком, который появлялся то тут, то там, разгорался и обдавал своим жаром всех присутствующих. Глядя в его глаза, похожие на два серых прозрачных озера, Наде иногда казалось, что весь он состоит из огромных глаз. Виноградов крепко дружил с Антоном Ларичевым, работающим сторожем в библиотеке Ушинского. Вернее, работавшим до недавних дней. Руслан часто навещал друга во время его смены, они пили пиво на крыше, гуляли по пустым залам особняка и все было хорошо. А потом Виноградов научил Ларичева доставать деньги из копилки, предназначенной для сбора средств на ремонт. В результате два месяца копилка стояла пустая, после чего Антона уволили.