Дверь в очередной раз протяжно скрипнула, и на крыльцо вышли Весин с преподавателем физкультуры Кручининым. Они тоже о чем-то спорили. Вдруг Николай Сергеевич замолчал и остановился, уставившись на окурок, лежащий на асфальте.

– Чей это? – спросил он с интонацией, не предвещавшей ничего хорошего.

На что Ася, одернув черную мини-юбку, бодро ответила: «Понятия не имеем», спрыгнула с бортика, подобрала бычок и бросила в урну.

– Ну вы совсем как я! Всегда так делаю! – обрадованно воскликнул Весин, спустился к Асе и подобрал еще несколько окурков.

– Вот! А вот еще! – все подобранные остатки сигарет нырнули в черное жерло урны. – Григорий Семенович, пойдемте, продолжим.

Кручинин, молча наблюдавший за этой сценой, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, сделал резкий шаг и снова оказался рядом с ректором. Судя по выражению лица, он собирался сказать Весину нечто важное, когда ему пришлось прерваться. Григорий Семенович даже сдвинул на затылок свою неизменную советскую спортивную шапку, с которой не расставался ни зимой, ни летом. Наде преподаватель физкультуры казался похожим на венценосного журавля, только вместо золотого хохолка голову Кручинина украшали жесткие седые волосы. Крепкий, пружинистый, с резким голосом, Григорий Семенович существовал в своем, не связанном с литературой мире. Он живо интересовался студентами, показывающими успехи на спортивном поприще, заступался за своих подопечных перед деканатом, если у тех случались проблемы с учебой по другим предметам, и гордился победами на межвузовских спартакиадах. Например, когда футбольная команда Литинститута обыграла команду Госконсерватории, Кручинин весь следующий день ходил по двору с загадочной улыбкой и с удовольствием делился подробностями матча.

Не успели Весин и Кручинин отойти на достаточное расстояние, дверь открылась, и на крыльцо высунулся Вадим.

– Эй, декаденты, вы че тут как неродные стоите? Видали объявление?

– Какое объявление?

– Да там все курсы собрались, дерутся уже почти!

– Где собрались, почему дерутся? Вадь, ты нормально объяснить можешь? – Ася потянула из пачки новую сигарету.

– Короче. За мной. Сейчас же!

Когда они поднялись на второй этаж, объявлений не было видно из-за сплотившихся спин. Вадим решительно пошел вперед, к доске, проложив дорогу остальным. Всеобщее внимание привлекло объявление следующего содержания:

«Доценту, преподавателю физвоспитания Кручинину Г. С. объявляется строгий выговор за циничное и развязное поведение на похоронах доцента физвоспитания Круглова Н. В.»

– Интересно, как можно цинично и развязно вести себя на похоронах? – хихикнула Надя. – Разве что Кручинин бегал вокруг гроба, потирая руки и приговаривая: «Ну наконец-то!»

– Наверное, – ответила Марина. – Но, Вадь, с твоим не сравнится.

– Да ладно, это гораздо круче!

Выговор Вадиму и его соседу по комнате звучал так:

«Студентам 4 курса дневного отделения Ильину В. Г. и Чанову Е. М. объявить выговор за устроенный в общежитии литературный диспут на тему «Проблемы поэтики Достоевского», вылившийся в драку».

– Это что! – возразил Миша. – Ничто не сравнится с указом о запрете пьянки.

– Не пьянку запретили, а проносить, – уточнила Ася.

– Да одно и то же!

Приказ о запрете кто-то успел сфотографировать, пока он висел на доске объявлений, и сейчас, во времена стремительно развивающегося интернета, картинка гуляла по просторам «Живого Журнала», появляясь то тут, то там, словно плавник редкого морского хищника, выступившего над морем и снова уходящего в глубину. Приказ звучал так:

>«В связи с участившимися случаями непробудного пьянства в комнатах и помещениях общежития Литинститута, переходящих в глубокий похмельный синдром и пр. и пр. Сами понимаете, терпеть, естественно, этого дальше нельзя…