– В моей практике был случай, когда одному мальчику нужно было раздавить ногой улитку. Совершенно не важно, зачем и для чего, просто делюсь с тобой данным фактом. Он не мог. Я купил в магазине приколов ненастоящую улитку, и он всё равно не мог её раздавить. Где-то у себя в голове не мог. Но я имел в виду подсознательную смерть той улитки, а не физическую. Когда я объяснил ему это, он наступил на неё без сожаления. То же и с тобой: ты можешь убить сотню живых крыс, но не расправишься с той единственной, которая… ну ты понял, в твоей голове.
– Так мне убивать её или нет? – с усмешкой переспросил Родион.
Максимов с легкой иронией пожал плечами, но все же утвердительно кивнул. Проводив клиента, он достал из рабочего стола личный дневник и, открыв на чистой странице, записал следующее:
«Черников пригласил меня участвовать в этом сложном деле не просто так, тем более мы с ним сто лет знакомы. У меня большой опыт работы с людьми, которые не могут контролировать свои действия. Я помогаю им признать свою вину и найти выход из сложной ситуации. Это моя работа и призвание.
Например, в начале двухтысячных в Сибири был известен так называемый «пилунский насильник». Пилун в переводе с местного наречия означает «мешок», и этот небольшой, насквозь промерзший городок стал тем самым мешком смерти, где находили свою гибель многие девушки. Насильник поджидал своих жертв, приставляя нож к их горлу, и уводил в безлюдные места: недостроенный роддом или заброшенный стадион.
Не всегда ему удавалось совершить акт насилия, так как у него были проблемы с потенцией. В такие моменты, теряя контроль, он мог расправиться с жертвой. Вскоре преступника задержали, основываясь на показаниях выживших девушек и фотороботе. Тогда многое совпадало: и повадки преступника, описываемые жертвами, и его внешность. Дело готовили для передачи в суд.
Когда меня пригласили для беседы с предполагаемым маньяком, я сразу сказал, что это не он. Я руководствовался своими знаниями и внутренним чутьем.
Я беседовал с девушками-жертвами и из этих бесед складывал для себя портрет реального преступника. В отличие от правоохранительных органов, меня не интересовала внешность, я собирал крупицы другой информации. Например, жертва номер пять, ставшая его добычей в 2002 году, рассказывала, что небо было звездным, светила полная луна. Он шел за ней неторопливо, говорил уверенным тоном и не оглядывался. Когда он завел ее на второй этаж разрушенного здания, то сначала сильно избил. Вступить в половой акт он не смог, улегся на нее и… уснул. Она молила бога, чтобы у него получилось, чтобы он только отпустил ее живой, и это произошло после того как он проснулся. Он оставил ее в живых потому, что у него все получилось, и девушка давала важные показания.
Другие девочки тоже упоминали этот странный поступок – он ложился на жертву и засыпал. Для меня это было зацепкой или как я это называю, ниточкой. Я исследовал все детские сады и опросил всех воспитательниц, которые работали двадцать пять-тридцать лет назад. Я беседовал с учителями на пенсии и ветеранами образования в небольшом сибирском городке. Я искал необычное совпадение и нашел его.
Жертва номер восемь пошла прогуляться сентябрьским вечером. Он так же увел ее в разрушенное здание. Но она единственная, кто запомнил: на левой груди у насильника была татуировка – портрет возрастной женщины. Это тоже оказалось важным моментом.
Человек, идущий на так называемую охоту, не может вести себя тривиально, – размышлял я. Он, скорее, не может не идти по какой-то причине. В его жизни всегда есть якорь, который тянет все его действия и переживания в одну точку. В случае с пилунским насильником это была его семья. Когда маленький мальчик приходил со школы, мамаша наказывала его за плохие отметки очень оригинальным способом: ложилась на него сверху, придавливая к полу своим массивным телом.