Спина старика мелькнула в толпе и вновь скрылась из вида. Я ускорилась, переходя на бодрую рысь. Возле следующего светофора пришлось затормозить, ожидая зеленый сигнал. Фигура в длиннополом пальто уверенно брела по тротуару. Возле рыжего дома с эркерами старик свернул во двор.

Я нервно переминалась на месте. Сегодня не было стрелки навигатора, указывающей путь, однако необъяснимое чутье, словно настойчивый внутренний голос, увлекало меня вперед, звало.

Едва дождавшись зеленого света, я перебежала дорогу и нырнула во вторую арку. И замерла. Старик пропал. Голос, гнавший меня от самой лаборатории, умолк. Сердце заходилось учащенной дробью, но уже без радостного предчувствия.

Я стояла посреди квадратного двора. С четырех сторон меня окружали стены жилого дома. В матовых окнах отражались клубящиеся облака. В дальнем углу виднелись огромные деревянные ворота на кованых петлях. Великанские, никогда таких не видела.[12]

Я осторожно подошла ближе. Кое-где дерево потрескалось, покрылось рубцами и сколами. Ощетинилось битой розовой краской. В трещинах вырос лишайник. Возле моих ног подгнившие доски оказались проломаны. Брешь заботливо перекрыли фанерой. В широкую щель между бетонным порогом и перекошенными створками дул ветерок.

Изнутри слышались скрип, шорохи, шелест сквозняка, доносившего плесневелое дыхание изнутри помещения.

«У тебя же есть ключ…» – вспомнилась фраза из сна.

Ворота раскрывались полностью, без двери. Огромный навесной замок размером с обе мои ладони едва ли отпирал миниатюрный ключ от шкатулки.

Я достала его из кармана толстовки. Прохладный металл лег в руку.

– Куда мне? – чувствуя себя очень глупой, прошептала я и огляделась.

Может, если ключ не подходит к этой двери, нужно… поискать другую?

Кроме старых ворот, во дворе были два подъезда с кодовыми замками. Немногочисленные парковочные места занимали машины жильцов. На уровне второго этажа висели в металлических сетках коробки кондиционеров. По стене изломами тянулись тонкие трубы.

Капот одной машины сильнее других выпирал вперед. Я сжала ключ, обошла автомобиль кругом. Сзади прятался неприметный спуск в подвал. Несколько выложенных плиткой ступеней вели к металлической двери, выкрашенной серой краской. В местах, где она осыпалась, темнели красноватые следы ржавчины. Навесной замок сорвали, петли пустовали. Зато нашлась задвижка. Я несмело потянулась к ней – и отпрянула. Волна холода прошла по позвоночнику.

Изнутри послышался стук. Как будто маленький кулачок ударил по металлу. Потом еще раз. И еще.

– Василиса, – цепенея от горячего волнения, позвала я. Звуки утихли. – Василиса!

Сработала! Моя молитва сработала!

Я рванула задвижку, дернула дверь на себя и отскочила. Навстречу дохнуло теплой сырой затхлостью. Вдоль стен тянулись толстые трубы домового водоснабжения – в кожухах, с надорванной изоляцией. С потолка свисали бурые комки стекловаты.

Вместо Василиски на ступенях с той стороны сидел незнакомый парень.

…Уже много лет наблюдая за возвращением птиц с юга к местам гнездовья в районе Лисьего Носа и дальше, вдоль берегов Финского залива, становлюсь свидетелем странного, ничем не оправданного поведения пернатых. Целые клинья сбиваются с курса и делают почетный круг над золоченым шпилем Адмиралтейства, будто приветствуя город или проверяя: а цела ли еще игла?

Журнал сотрудника Ладожской орнитологической станции, март 1976 г.