«А Василиса?»

В груди шевельнулась тревога, но я прогнала ее – пусть не мешает думать. И ответила сама себе:

– Сейчас поедем и узнаем, что им известно про Василису.

Самокат не подключили к сети на ночь, и он разрядился. До лаборатории предстояло добираться пешком. Я сунула в карман телефон, ключи от квартиры, найденный ключик и потуже затянула шнурки толстовки, чтобы ветер не прокрался внутрь и не застудил до костей. Подумав, взяла с полки длинный шарф, обмотала вокруг шеи. Глянула на себя в зеркало – один нос и видно. И еще очки. Волосы я собрала в пучок на затылке, скрепив их Василискиной детской резинкой – на удачу.

– Не знаю, куда ты подевалась, но я обязательно тебя найду, – сказала я отражению и приободренно расправила плечи.

Впрочем, уверенности моей хватило ненадолго…

Примерно час спустя я стояла в переулке возле двери с синей табличкой.

Пока шла, спина взмокла под теплой толстовкой. Теперь же ее морозил холод, пробравшийся за пазуху. Здешний ветер умел проникать даже в самые труднодоступные места.

Я топталась возле входа уже минут пятнадцать. Выжидала, вытягивалась на цыпочках, пытаясь заглянуть в глухо занавешенные окна. Прохаживалась туда-сюда, норовя взять не наскоком, так измором. И продолжала время от времени трезвонить, вдавливая кнопку звонка до упора.

За стенами разносился пронзительный звон, слышный даже с улицы. Но никто не выходил. В конце концов стало ясно: нужен другой план. Я зябко поежилась, растирая ладони, и оглянулась.

На заднем дворе храма ковырялась маленькая женщина в ватнике, сгребала граблями прошлогоднюю пожухлую траву. И земля, и пуховик были черные, оттого я не сразу ее заметила.

– Простите.

Женщина обернулась в поисках позвавшего. Я помахала рукой:

– Простите, вы не подскажете, что тут за организация?

Прихожанка глянула на дверь флигеля, недоуменно пожала плечами:

– Так года два уже никого. Пустой стоит.

– Как пустой?

– Да вот так. Некому за домом ухаживать. Уже и разваливаться начал. Крыша прохудилась, в стенах трещины. Батюшка наш просил: говорит, отдайте на нужды храма, починим. Нет – и все.

Я обернулась на здание. Конечно, назвать симпатичным двухэтажное длинное строение язык бы не повернулся. Но не руины же тут, как описала незнакомка. Окна целы. Стены вроде бы в порядке. А самое главное – не могла я вчера привезти сюда заказ, если внутри никого нет.

– А для чего ищете? – неожиданно спросила прихожанка.

– Сестра у меня пропала, – нехотя призналась я.

Женщина задумалась. Отставила грабли к покосившемуся сарайчику, кивнула мне:

– Пойдем.

Я нерешительно качнулась навстречу.

– Пойдем, не обижу. Тут калитка.

Она отодвинула неприметную щеколду, пропустила меня во двор. Я проследовала за ней в узкую дверь с обратной стороны храма. В темноте, густо пахнущей свечным огаром и ладаном, незнакомка толкнула еще одну дверь, и мы очутились внутри сумрачного гулкого зала.

Женщина стянула куртку, повесила ее на крючок, а меня взяла под руку. Я бросила на нее короткий любопытный взгляд: под ватником у прихожанки оказалось простое темное платье. Она подвела меня к стене, где висела в золоченой раме большая, покрытая лаком икона. На круглом столе перед ней светились зажженные свечи – некоторые совсем оплавленные, некоторые едва начавшие таять.

Женщина легонько коснулась моего плеча, и я обернулась.

– Возьми. – Она протянула мне тонкую желтую свечу. Я послушно взяла.

– Это Николай Угодник. Возвращает пропавших в дом. Надо вот так. – Прихожанка сложила руки в молитве. – Николай Чудотворец, бесконечной милостью верни назад без вести пропавшую…