нем? Неужели все настолько очевидно? — Полагаю, роман между вами был бурным и болезненным. Судя по тому, как ты реагируешь, как реагирует он. Но для меня это ничего не меняет. Если ты уверена, что Руслан в прошлом, сдаваться я не буду.

Почему-то сейчас, впервые за все время с той ужасной встречи с Русланом в их доме, я испытываю стыд. И хотя я не сделала ничего предосудительного, сама мысль о том, что я была с сыном, а теперь пытаюсь строить отношения с отцом, заставляет меня поежиться.

— Скажи мне, что тебя беспокоит, — Владимир тяжело вздыхает, верно истолковав дрожь, которая волной проходит по моему телу. — Весь вечер ты как на иголках, а я надеялся, что хоть немного расслабишься в приятной обстановке.

— Я расслабилась, — лгу, но это ложь во спасение. Не могу я признаться бесконечно доброму и заботливому мужчине, что сегодняшний ужин — самое большое разочарование года. С ним я рассчитывала забыть прошлое, а в итоге лишь смотрю этому самому прошлому прямо в глаза.

Вот ведь ирония, глаза у них совершенно одинакового оттенка — льдисто-голубые, только выражение разное: у Владимира — мягкие и понимающие, а у Руслана — колючие и насмешливые.

— Руслан. Он никогда не примет…

— Руслану давно пора повзрослеть! — отрезает мужчина с внезапной категоричностью. — После смерти матери я многое спускал ему с рук, понимая, каким ударом стала для него эта утрата, но дальше так продолжаться не может. Возможно, наши с тобой отношения послужат ему давно необходимой встряской, и он, наконец, возьмется за ум. Потому что все, что его заботит сейчас, — это вечеринки, девушки и баскетбол.

Гневная тирада заставляет лицо Владимира помрачнеть. Он недовольно поджимает губы, а у меня в груди что-то екает. Я вспоминаю все, что рассказывал Руслан о своей жизни, когда мы упивались друг другом в Испании. Тогда его мать была жива, я это точно знаю. Он много раз упоминал ее по разным поводам и…

— Когда умерла ваша жена? — спрашиваю внезапно пересохшими губами.

— Год назад. Прошлой осенью, — отвечает он сухо.

Год. Осень. Всего через месяц после «нашей» Испании. О, господи.

Нет, это не оправдывает его. Не оправдывает то, как он поступил со мной. Но это хотя бы дает мне шанс понять, почему он вел себя так…

— Мне нужно идти, — говорю я тихо, аккуратно высвобождая руки. — У меня была сложная неделя.

— Понимаю, — Владимир если и разочарован таким развитием событий, то вида, как всегда, не подает. — Отдыхай, Соня. Если будет желание увидеться в выходные — мой номер ты знаешь.

Я киваю и прячу глаза. Владимир выходит из машины, галантно открывает пассажирскую дверь и подает мне руку. Он всегда так делает. Заставляет почувствовать себя женщиной, которую уважают и ценят.

— Спасибо. И доброй ночи.

— Доброй ночи, Соня, — произносит он, а потом вдруг наклоняется, и его теплые губы мажут по моей щеке. И… снова ничего.

Все время, пока я иду к подъезду, Владимир стоит у машины, провожая меня взглядом. Еще один знак заботы с его стороны, который вызывает во мне лишь вздох сожаления.

Моя квартира находится на третьем этаже, и обычно я взбегаю по ступенькам пешком — вместо тренировки, но сегодня у меня нет сил даже на это. Вызываю лифт. Медленно поднимаюсь на нужный этаж. Роюсь в сумочке в поисках ключей.

— Зря ты меня не послушала сразу, — хриплый голос, хриплый и до ломоты в костях знакомый, заставляет вздрогнуть.

От затылка вниз по позвонкам бежит дрожь. Сердце неистово тарабанит в грудную клетку. Ключи из онемевших пальцев падают на бетонный пол, а я просто застываю, наблюдая, как темная фигура Руслана появляется из зияющей черноты лестничного пролета.