Трахать. Он будет ее трахать.

Перед носом будто красная тряпка опускается. Ненависть лютая застилает глаза и хреначит душу. Стоит представить его и ее в постели… За ребрами так трещит, будто там ядерные боеголовки одна за другой взрываются. К херам!

— Ну и пошли вы оба! — давлюсь, захлебываюсь ненавистью. — И она, и ты!

— Как забавно, — напряженно тянет отец в ответ на мой яростный выпад. — Руслана обидели. Что делать будешь? Хлопнешь дверью?

— На хер из этого дома пойду!

— Снимешь себе хату? Напьешься, как обычно? — издевательски перечисляет отец, недобро сверкая глазами. — Удобно, сын, ничего не скажешь, а главное, по-взрослому! Деньги-то я тебе на твои развлечения каждую неделю на карту бросаю. Легко быть таким крутым, когда на всем готовом паразитируешь.

— В жопу Соне свои деньги засунь! — кричу я на ходу, сваливая из гостиной и подхватывая на лету сумку. — Кто знает, может, ей и анальные игры по душе придутся. Мы с ней попробовать не успели, а вот у тебя, пап, все шансы!

Ответом мне служит ледяное молчание. И в этом молчании куда больше смысла, чем во всем том, что мы на эмоциях сегодня друг другу сказали. Это больно. Это будто бы я только что остался совсем один. Без матери, без отца… Какая пошлая драма.

— Тогда уж и машину оставь, это ведь я подарил ее тебе на день рождения, — застает меня уже на пороге его голос. — Ты на нее ни рубля не заработал.

Сука.

Сжимаю кулаки, кажется, до хруста. Лезу в карман и, нащупав ключи от «бэхи», демонстративно швыряю их на комод. Немедля вываливаюсь на улицу. От души хлопаю дверью, отрезая себя от отца. Сердце молотит в груди. В ушах звенит. Это даже не ярость — это какой-то удушающий апокалипсис. Аномальный пиздец. В Штатах разрушительным ураганам принято давать женские имена. «Сука-Соня» — имя моего личного торнадо, который во второй раз перевернул мою жизнь с ног на голову и разрушил в ней все до основания.

8. Глава 8

Руслан

Я врываюсь в кальянку, где мы часто разгонялись перед тем, как уйти в субботний отрыв, со жгучим желанием уничтожать. Нахожу Арса глазами, подлетев, бросаю сумку с пожитками на диван и выхватываю у Быка бутылку вискаря из рук. Заливаю в себя огненное пойло до тех пор, пока не давлюсь пожаром в горле, и даже после этого делаю несколько глотков. Так лучше — физическая боль отвлекает.

— Ну ни хуя себе, — ставит мне диагноз Громов и оказывается прав даже в интонациях.

Не подаю вида, хоть и ловлю косые взгляды Сани и Лехи, парней из команды, догадываюсь, как, наверное, смотрюсь со стороны. Сейчас мне насрать. Хочу забыть все. Каким угодно способом, даже если банальным — нажраться до состояния забвения, как предвещал отец, накуриться, вытрахать все это дерьмо. Вытрахать Соню-суку, о которой не могу перестать думать. Увидел бы сейчас — шею свернул. Одним легким движением. Нет ее — нет проблем. Жил же как-то этот год, даже с отцом не собачились, а тут появилась она, и все к херам пошло!

Стучу ладонью по столу, не сдержав порыв, и пру к барной стойке, чтобы заказать текилу. После нее ни хрена ничего не помню — то, что доктор прописал. С понедельника начну думать обо всем, сейчас у меня одна задача — убиться в хлам.

— Три, — на пальцах показываю бармену, чтобы уж точно понял. Первая стопка залетает, как родная, вторая идет тяжелее — вызывает рвотные позывы, а третья…

— Стопэ. Тормози, — перехватывает Арс мою руку, из-за чего вся жидкость расплескивается на стойку. — Ворвался, как Макгрегор недоделанный, напал на алкашку. Решил устроить дезинфекцию организму? Что за унылая рожа? Трипак подхватил?

— Давай еще две, — требую у бармена, но тот смотрит на Громова, который, видимо, тоже в строгого папочку решил со мной поиграть. В жопу всех! — Арс, отвали.