Каменный мешок преобразился. Комната обрела очертания. Теперь она – небольшая, сложенная из бетонных плит. Появилось окно. Сквозь стекло полился жидкий синий свет, который становился все ярче и ярче. Крестовина окна истончилась, утопая в свечении. Свечение навязчиво. Оно проникло во все углы комнаты. Казалось, не осталось не одной щели, куда бы свечение ни просочилось. Но, наконец, буйство синего цвета прекратилось. Он ослаб. Свет не резал глаз, и Микки смог разглядеть, что за окном находится огромное пространство – площадь без единого здания, выложенная, похоже, стальными плитами. Они изредка поблескивали на стыках серо-голубым светом. И над всем этим угрюмо нависло неподвижное черное небо без звезд. Затем Верховный Судья различил постукивания, но не резкие и сухие, а мягкие, нежные, почти бархатные, будто тысячи мешочков с песком стучали по металлической поверхности. Иногда к ним примешивались иные звуки, напоминавшие плеск молока, проливаемого в рис. И эти странные шумы родили образы. Микки пытался отделаться от них, но они клещами вцепились в сознание. Наконец, он увидел источник звука – черные как смоль пауки. Они появились справа вдалеке. Приблизились. И тогда он разглядел, что это не совсем насекомые, скорее, мутанты, проходящие мимо окна и исчезающие слева. Монстры до пояса – женские обнаженные тела, ниже – мохнатое паучье брюхо с множеством лап. Это они бархатно постукивали по плитам, а звук, похожий на плеск молока, исходил от пауков-мутантов, но, как и чем они его извлекали, Микки не понял.

– Что это за кошмар? – спросил он.

– Это… – На плечо Верховного судьи осторожно легла холодная рука. – Это наш мир. Так он выглядит на самом деле. Женщины, потерявшие человеческий облик, бесцельно двигаются по обездушенной окрестности под траурным небом. Можешь понимать шествие пауков как образ.

– Но все же, откуда вы взялись на свалке?

– Когда был великий исход из Серышевска, а он был, поверь мне, за свалкой родилась новая жизнь. Так появилась большая деревня, отрезанная от всего мира. Она так и называлась: Деревня-На-Отшибе. Но прошло время, много минуло лет, и женщины взбунтовались против патриархального уклада и покинули селение. Ушли правда не все, но значительная часть. Деревня оказалась обреченной на медленное угасание, а мы обосновались на свалке. Нам пришлось тяжело. Жить на поверхности – бессмысленно, потому как туман застил глаза, и женщины скрылись под землей. Там теплее. Когда приходила зима, мы вначале разводили костры из мусора, выброшенной вами, серышевцами, но со временем бросили это бесполезное занятие, потому что туман, которому были нипочем и морозы, казалось, усиливал холод. Кстати, среди выброшенных вами журналов мы прочитали научную статью о партеногенезе. Благодаря вам, совершился научный прогресс, и наша мрачная цивилизация была спасена. Мы ваше порождение. В каком-то смысле.

– Этого быть не может. Абсурд. Ты обманываешь меня. Это… – Микки пытался подобрать слова. – Это противоестественно.

– Да? – голос амазонки прозвучал безлико. – Странно слышать подобное от тебя. Ведь ваш мир тоже болен. Он неестественен. К примеру, свалка. Что вы знаете о ней? Что она для вас? Я скажу. Серышевск ждет запустение. Он превратится в свалку, поэтому она – ваше будущее. Ваш фетиш. Ваш идол, перед которым вы благоговеете и в то же время опасаетесь его, поэтому вы сваливаете туда мусор. Вы плюете и гадите в будущее. Оно превращается в то, что вы с ним делаете.

– Ты лжешь! Все это голые эмоции и никаких фактов. Замолчи!

Но амазонка продолжила:

– А тени на свалке? Знаешь, кто они? Это вы. Это то, что от вас останется.