– А вот и дом Аполлона, – произнес Гермес и замолчал.

…

Они вошли внутрь, осторожно пройдя по темному коридору. Гермес открыл дверь в большую комнату. Крепкий табачный аромат ударил в нос. Аполлон сидел за широким столом и мусолил губами мундштук длинной трубки. Старейшина, блаженно прикрывая глаза, затягивался и выпускал сизый дым из ноздрей.

– Проходь. Чего толшитесь у входа, – глухо, но внятно прозвучал голос Аполлона.

Данька и Гермес заняли места на лавке, стоящей у другого конца стола.

– Слухаю, – отрешенно сказал старейшина.

Даньку насторожила манера речи Аполлона. Она показалось неестественной.

Гермес кашлянул, прочищая горло, но почему-то промолчал. Он неопределенно засопел и завозился на лавке. Данька внимательно посмотрел на старейшину деревни. Это был пожилой человек с вытянутым лицом, желтой кожей, изборожденной глубокими морщинами, тонкие бледные губы. Редкая седая бородка растрепана, абсолютно лысый череп, лишь за ушными раковинами торчали в стороны белые клочки волос.

– Умгу, – неопределенно сказал Аполлон, затянулся и выпустил сизый дым через ноздри.

– Здравствуйте, господин Аполлон. Меня зовут Даниил. Я хочу попасть обратно домой. Вы поможете мне? – спросил Данька и внимательно посмотрел в бесцветные глаза старейшины, которые, не отрываясь, теперь глядели на него.

– Так, так, – сказал Аполлон. – А каким ветром тебя принесло?

Данька бросил вопросительный взгляд на Гермеса: «ты ему ничего обо мне не рассказывал?» и, не дождавшись ответа, поведал о том, как он с друзьями приехал на свалку, как появились тени, как случилась драка.

– Паучье вымя, – ляпнул старейшина, когда рассказ был окончен.

Данька не понял, что это означает. То ли ругательство, то ли афоризм, несущий в себе глубокий и универсальный смысл.

Аполлон положил трубку на стол и произнес:

– Ну, еже ли ты не брешешь, дело выведенного яйца не стоит. Закавыки здесь нема. Жаль, что нас хочешь покинуть, но хозяин – барин. Мы на свалку ни ногой, никаких оказий не будет, не жди. Не суй нос не в свое дело, но домой зело тебе хочется, посему на свалку обязан идтить. Я так разумею. И тебе баю, вьюноша, вижу, ты не вертопрах какой-то и с головой дружишь, но через свалку одному негоже, да и не сдюжишь. Посему иди-ка ты к кузнецу. Его Хароном кличут. Он малый бравый, на свалке не раз бывал, поелику положение его обязывает. Он в хламе копошится и из хлама сего хоросвенные штуки вытворяет. Так что ступай к Харону. Уразумел?

– Да, – произнес Данька и вспомнил, что еще хотел спросить. – Господин Аполлон, а не расскажите мне, откуда взялась Деревня-На-Отшибе?

Старейшина удивленно посмотрел на гостя.

– Это с какого ляда тебе знать надо?

– Ну, у нас, в городе, говорят, что за свалкой люди не живут, а тут оказывается…

– Маловерные, – раздраженно сказал Аполлон и затянулся.

Данька ждал ответной реакции. «Пошлет или смилуется?» – промелькнуло в голове. Смиловался. Старейшина выпустил через ноздри сизый дым, блаженно смежив веки, и изрек:

– Ладно, слухай.

И дальше Аполлон своим странным языком поведал историю, из которой Данька узнал о происхождении Деревни-На-Отшибе.

Харон

Господину Наставнику шел девятый десяток лет. Звали его Перси, но это имя – дело прошлого. Он забыл о нем. Теперь ему привычнее иное обращение: Наставник или господин Наставник. Должностной ярлык заменил родное имя.

Наставник чувствовал в себе душевные и физические силы, проявлял неимоверную работоспособность, удивляя подчиненных.

На склоне лет осветила его разум идея. Озарила, подобно утреннему солнцу. Мысль согрела и разворошила сознание. И при этом многое вспомнилось, что когда-то считал он забытым. Минувшее ожило, будто пыль сдули со старых вещей.