Университет маячил где-то на горизонте сознания, как далекая, почти забытая звезда. И пусть с тройками, балансируя на зыбкой грани отчисления, я его окончил, и диплом все же оказался в моих руках. Забавная ирония – переводчиком не проработал и дня. Сразу после вуза на пару лет надел солдатские сапоги, а вернулся из армии выкованным заново человеком. «Идейный патриот» – как пафосно это звучало тогда. На гражданке пробыл недолго – почти сразу подписал контракт с Минобороны. Дослужился до старшего лейтенанта разведывательного взвода. Карьера росла, суля заманчивые перспективы, но в один миг накатило то же щемящее чувство, что и в выпускном классе школы – жажда свободы. Устал от устава, от приказов, от жизни по команде. Хотелось самому быть хозяином своего времени. И с окончанием контракта я распрощался с армией, вернувшись на гражданку.

Накопленных за годы службы средств хватило на квартиру в Самаре, скромную, не в центре, конечно, – мечты о роскоши пришлось отложить. В злополучном четырнадцатом, когда санкции обрушили рубль в пропасть, а цены взмыли в стратосферу, я смог позволить себе лишь однушку в микрорайоне «Крутые Горки» на северной окраине города. Обставил ее аскетично, мебелью из недорогого шведского гипермаркета, и коротал там дни новой жизни. Тогда же всерьез увлекся реконструкцией, познакомившись с интересными людьми. Несколько лет наша небольшая команда тренировалась, развивала это движение в Самарской области. Сборы, походы, изготовление инвентаря – все это захватило меня куда больше, чем карьерные амбиции, поэтому довольствовался работой автокурьером, купив старенькую «десятку» по объявлению. Хлеб с маслом был, и ладно. Зато оставалось море времени на хобби.

Потом в мою жизнь снова ворвалась армия – с началом военной кампании с участием нашей страны и объявлением мобилизации. С моим прошлым повестка была делом времени. Решив не дожидаться «письма счастья», сам пошел в пункт отбора и вновь заключил контракт. И вот за следующие три года идейный патриотизм выгорел во мне дотла, не оставив даже пепла. Все долги Родине были отданы, новых решил не брать. Вернулся целым, конечности на месте, несколько шрамов – пустяк, украшение для женских глаз. Даже посттравматического синдрома вроде не наблюдается. По российским меркам я еще молодежь, а по версии Всемирной организации здравоохранения – и вовсе юнец. И по счастливому совпадению именно в год моей демобилизации в Самарской области объявили первый масштабный фестиваль «Ратный берег». Пропустить такое я, естественно, не мог.

Глава вторая

Прежде чем нырнуть в прохладу палатки, пришлось отстоять очередь к душевым, грезя о том, как смою с себя липкий пот и пылищу. Солнце сегодня разгулялось не на шутку, будто поставило цель испепелить все живое. Даже в тени огромного тента, примыкавшего к передвижному сантехническому модулю, с голым торсом, я ощущал его немилосердный жар. Казалось, сам солнцеликий Даждьбог, вооружившись гигантской лупой, выслеживал меня с небес, словно злобный мальчишка, мучающий муравья.

– Да что ж за пекло такое! – простонал за моей спиной тощий паренек с кожей, покрасневшей до цвета вареного рака. – Нельзя ли побыстрее? Почему девкам десять душевых, а нам – шесть? Что за дискриминация?

Жалобы из уст молодца в воинских шароварах и наборном поясе, украшенном бляшками, звучали комично. Вот он, гроза печенегов и половцев, великий защитник Руси-матушки, томится в очереди в душ!

– А ты штанишки сними, прохладнее будет, – раздалось хихиканье из женской

очереди, выстроившейся под соседним тентом. – Или боишься, показывать нечего? –