– Не стрелять! – прокричал лейтенант Дао. – Ждать, когда они подойдут к холмам!

Ло достал из подсумка пулю и, не сводя глаз с врага, вставил ее в дуло.

– Давай поменяемся ружьями, – предложил Пин. Он лихорадочно пытался придумать что-нибудь умное, нечто такое, чтобы правдоподобно объяснить, зачем ему это вдруг понадобилось.

– Зачем? – Ло недоуменно посмотрел на своего друга.

– Дай мне свое ружье, – повторил Пин. – Мне надо кое-что глянуть.

– Ты сбрендил, – Ло снова устремил свой взгляд на врага.

Крики гоминьдановцев звучали все ближе, и красноармейцы открыли огонь. Пин схватил винтовку Ло и попытался вырвать ее из рук своего друга, но Ло с такой силой оттолкнул оружейника, что тот отлетел, упал и откатился от него на метр вниз по склону. Пин треснулся головой о кирпич, а когда он пришел в себя и глянул наверх, то увидел, как Ло встал на одно колено, показал пальцем на стену, после чего нажал на спусковой крючок. Раздался грохот, приятеля окутало дымом, а когда он рассеялся, Ло лежал на спине, неестественно выгнувшись и согнув ноги в коленях.

Пин подскочил к другу. Он приподнял Ло и увидел, что свинцовая пуля, которую он изготовил на этой неделе, вошла ему в голову прямо над правой бровью. Глаза Ло все еще оставались открыты, и когда Пин огляделся в поисках помощи, он увидел, как Юн, занимавшая позицию чуть ниже на склоне холма, смотрит на него во все глаза. Ее лицо хранило бесстрастное выражение, девушка ждала, когда Пин скажет ей, что с Ло. Казалось, она была готова к самому худшему. Лейтенант Дао хлопнул девушку по плечу, и, пару раз моргнув, Юн снова вскинула винтовку и открыла огонь.

Пин потащил Ло прочь от стены еще до того, как рожки протрубили отступление, до того, как в атаку двинулись танки, принявшиеся наступать там, где недавно упал самолет, и пробившие брешь на левом фланге обороны, до того, как холмы были захвачены и над ними взвились знамена гоминьдановцев, до того, как его взвод вместе с Секирой проследовал к месту сбора. Пин волок на себе Ло, пока не добрался до леса. Там он положил тело на бамбуковую волокушу, ухватился покрепче и двинулся дальше. Оружейник тянул волокушу, не оглядываясь. Когда правая рука уставала, он менял ее на левую. Он не замечал ни своих товарищей, ни Юн, которая бежала рядом с ним и кричала, умоляя его остановиться, силясь втолковать, что ни к чему так изматывать себя, что он должен привязать волокушу к лошади или мулу, как делают все остальные, и что Ло уже мертв.

– Двадцать девять из шестидесяти пяти, – глухо произнес лейтенант Дао. В бою погибло двадцать девять из шестидесяти пяти солдат взвода, и Пин знал, что смерть одного из них на его совести. Все утро и весь день они бежали, а летательные аппараты беспрестанно вели огонь по арьергарду, перестреливая бойцов как куропаток. Наконец красноармейцы добрались до узкой долины в тридцати километрах от реки, зажатой между двумя высокими горными пиками. Здесь под прикрытием горных кряжей Третий корпус мог передохнуть. Солдаты разбили лагерь и подсчитали потери. Затем они принялись рыть братские могилы. Когда с этим закончили, грамотные написали имена погибших на тонких листах бумаги, наклеили их на поленья, собранные изначально на дрова, и сложили их поверх могил. Жертвенных денег для сожжения не было, поэтому бойцы пустили в ход банкноты, отпечатанные на фабрике дензнака Красной республики. Те ничего не стоили, так как большинство лавочников принимали только серебряные монеты.

Красноармейцы, переправившиеся через реку на вражий берег, чтобы заманить гоминьдановцев в засаду, не вернулись, а доты из кирпичей и соломы не выдержали ни артиллерийского, ни танкового огня. Третий корпус потерял шестьдесят процентов вьючных животных, двадцать пять процентов телег и был полностью деморализован. Попытка воевать с армией Чан Кайши лицом к лицу показала, как сильно отстают красноармейцы от гоминьдановцев в оружии и оснащении.