Как и предсказывал Хай-у, Пину подвернулось немало оказий выказать Юн свое внимание. Сперва девушка чуть не угодила в яму глубиной по колено. Пин увидел, как солдат свалился в нее и распорол себе бедро. Юн уже падала следом, но Пин подскочил и подхватил ее под руки. Немного запыхавшись от волнения, девушка поблагодарила оружейника, а он велел ей внимательней смотреть себе под ноги. «Ты же наш снайпер! Куда мы без тебя, если ты вдруг обезножишь?» – спросил он с улыбкой. Следующая возможность представилась вечером в деревеньке Сюнцунь, где местные жители уступили половину своих лачуг красноармейцам. В тех, что выделили взводу Пина, места не хватало, и треть подразделения должна была ночевать на улице. Стали тянуть жребий. Пину досталась длинная соломинка, но он отдал ее Юн, сказав, что, пока жил в пещере, истосковался по свежему воздуху и все равно предпочел бы спать во дворе. Девушка пожала плечами и заставила Пина взять на ночь ее одеяло, подбитое кроличьим мехом, сказав, что весенние ночи пока слишком холодны. В свете звезд Пин хорошенько закутался в одеяло, пропахшее запахом Юн – незнакомым, приятно-кисловатым. Третий шанс подвернулся Пину благодаря происшествию с Шаоху. Знаменосец, припрятавший бутылку самогона из личи, вместо того чтобы вылить его, как приказал лейтенант Дао, решил пойти в поле и выпить все одним махом. Когда он, пьяный, вернулся в расположение взвода, стояла полночь, и по пути к своей лежанке знаменосец споткнулся о Юн. Та вскочила и в ярости стала орать на Шаоху, всячески его обзывая и понося за то, что тот нарушил приказ. Знаменосец, в свою очередь, рявкнул на Юн, заявив, что той не след совать свой нос куда не следует, и вообще, женщина не имеет права указывать мужчине, что делать. Пин обычно старался не ввязываться, но на этот раз заставил себя вмешаться. Он вылез из-под одеяла и сказал Шаоху, что видел, какой из того стрелок. Мол, даже если он, Пин, сделает знаменосцу самое лучшее в мире ружье, Шаоху все равно и в подметки не будет годиться Юн. Когда Шаоху подостыл и, отмахнувшись от них обоих, пошатываясь, побрел к своей лежанке, девушка с благодарностью кивнула Пину.

Удивительное дело, но Ло, казалось, не замечал происходящего. «Вероятно, он решил, что я хочу возродить нашу былую дружбу и потому не представляю опасности», – подумал Пин. Как бы то ни было, Ло похлопал Пина по спине, когда тот предотвратил падение Юн в яму, и коротко бросил: «Я рад, что мы снова ладим» – на следующий день после ночевки в деревне Сюнцунь, когда они занялись отливкой пуль. Ссору с пьяным Шаоху Ло попросту проспал.

Когда взвод добрался до передовой, представлявшей собой километр пулеметных позиций на холмах и недостроенные кирпичные домики-доты в окружении редкого бамбукового леса, солдатам поручили помочь инженерным войскам закончить строительство укреплений, после чего занять оборону и удерживать позиции любой ценой. За лесом протекала река Фуцзян, а за ней, на восточном берегу, располагался город Наньфэн, где за толстыми крепостными стенами прятались гоминьдановцы, дожидавшиеся прибытия танков и артиллерии, без которых они не решались форсировать реку. Задача Третьего корпуса заключалась в том, чтобы захватить город до того, как к трусливому противнику прибудет долгожданное подкрепление, и, таким образом, лишить врага возможности создать плацдарм, с которого он мог бы развернуть наступление на Тецзиншань. «Поскольку наш взвод хорошо зарекомендовал себя, когда командование следовало тактике засад, – объяснил лейтенант Дао, – в атаку нас первыми не пошлют. Мы останемся здесь. Когда доты закончат, займем в них оборону и будем ждать. Огонь откроем, когда наши товарищи по оружию выманят врага из его логова».