Подбежав к двери, слуга громко в неё постучал. Он не чувствовал пиетета: подгоняли усталость и желание разобраться со всем как можно скорее, и этого оказалось достаточно, чтобы скинуть всю привычную хладнокровность. Влажный, напитанный туманом воздух раздражал.

Не услышав ответа, Дэйв подёргал за ручку. Дверца, которая даже запертая изнутри легко открывалась, сейчас глухо сидела на месте. Он долбанул по ней раз, другой, и буквально провалился, проломив прогнившие доски.

Сделав несколько шагов по инерции, он смачно вляпался сапогом в тёмную лужу крови, разлитую по деревянному настилу. Чуть ближе к камину, возле стены, лежала фейри, из груди которой торчал кинжал. Слуга, конечно, готов был к неожиданности, но точно не к такой.

Дэйв был одарённым. На его правой лопатке гордо сверкал символ хамелеона. Яркий, незамутнённый, чистый и иногда даже подающий признаки жизни, он выдавал в нем способности шпиона и разведчика, но даже самые сильные из благословлённых стигмами богов Архадского архипелага, те что носили на себе символ багряного льва, не смогли бы дышать с проткнутым сердцем.

Фейри же всё ещё была живой, хотя и ясно, что долго она не протянет. У него мурашки побежали от этого зрелища, и слуга прекрасно понял, что в таком состоянии женщина не родит, даже будь она хоть трижды бессмертной. Зато ребёнок, обладай он хоть долей такой же странной живучести…

Слуга выхватил тонкий меч, который всегда носил с собой находясь за пределами замка, и разрезал чужой живот. Дэйв убивал людей, но никогда не принимал роды, тем более таким способом, и всё же слуга прекрасно понимал, что именно он сейчас становится причиной кончины игрушки графа. Дэйв не был бы ассистентом, если бы не мог самостоятельно принимать такие решения. Он, по крайней мере, попытается спасти то, ради чего хозяин держал эту ведьму.

Крови практически не было, потому что она уже давно заливала пол. Но ребёнок, синеватый, морщинистый, не дышал, не кричал. Надо же было такому недоразумению случиться…

Смысла искать того, кто попытался прикончить фейри, не было. Дверь заперта изнутри, окно цело. С момента его прихода никто из дома не выходил. Внутри наёмников не пряталось. Это означало, что убийца находится прямо тут, в луже собственной крови.

Дэйв перерезал острым мечом пуповину и неуклюже завязал её. Затем завернул ребёнка в простыни, которые сдернул с узкой кровати в дальнем углу комнаты, и присел около ведьмы, чтобы забрать кинжал, которым проткнула себя фейри. После чего закрыл ей веки.

И вдруг комок в его руках запищал.

Он сориентировался мгновенно, мельком ещё раз осмотрев дом и бросившись к ящеру. На улице накрапывал дождь, – туман уплотнился настолько, что стал впиваться в предметы мелкой моросью, – и слуга, прижав ребёнка к груди, прикрыл помимо простыни её ещё и курткой, лишь бы новорождённая не замерзла.

Он отвез её в поместье едва ли не быстрее, чем приехал в трущобы, и бросился в кабинет хозяина, уверенный, что тот не спит и ждет вестей. Дэйв оказался прав: граф сидел за своим рабочим столом и перебирал бумаги. Ребёнок перестал пищать ещё когда он вышел на влажный, пропитанный морским холодом воздух, и сейчас девочка молчала. Поэтому Дэйв напряжённо проверил свёрток, сидя при этом на коленях, как и полагается слуге перед хозяином. Ожившая, словно по мановению фейринской магии, новорождённая вызывала у него трепет.

– Что это? – нахмурившись, раздражённо бросил морщинистый, сухой мужчина и Дэйв отдёрнул руку от простыни, чтобы полностью сосредоточится на графе. Он рассказал ему обо всём, что успело произойти за эти пол склянки, вплоть до мельчайших подробностей.