– С возвращением, Налима, – едва слышно шевельнула змеиным языком Калисия и по губам её заскользила холодная, жёсткая усмешка.

Комета переливалась и распадалась на осколки. Она яростно горела, перекраивая небо и разрезая его на два полотна.

Рахита со страхом и восхищением, сидя среди листвы Вечного Древа, смотрела как золотые осколки, словно пролившийся совсем недавно на мир дождь, падают и гаснут в разных точках такого огромного мира. Она, как Жизнь и Земля в одном воплощении, с озорством думала о том, что все предсказания Альва и Саары были очень-очень неточными, а вот считалочка маленькой, убитой собственным горем пастушки, оказалось вернее и надежнее слов даже богов. И стоит ли после такого продолжать недооценивать людей? Рахита смотрела на каждый осколок и с лёгким трепетом отмечала как гаснут отголоски непривычной, новой магии, проникая в её владения и меняя этот мир.

Саара в бешенстве разглядывала расползающиеся по её ковру-истории дыры и трещины. Нити соскальзывали, шевелились и перекраивались, не желая вплетаться в правильный и чёткий узор, сцеплялись узлами и обрывались. Вся работа, проделанная ею за последнее тысячелетия, в один единственный миг стала ненужной. Богиня смотрела как горят и тают некоторые нити судьбы, а затем вспыхивают новые и не замечала, как за её спиной трескается само небо.

В зале совета богов, пол которого был прозрачен и открывал лучший вид на галактику, сидел Альв, прислонившись к одной из колонн, и едва мог дышать. Его сила – временные вехи этой реальности, не подчинялась ему, не откликалась, и он не мог ничего сделать. Альв – всесильный бог, первый и единственный глава пантеона, в данный момент был слабее новорожденного.

И где-то среди звёзд, отколовшись от кометы, сверкал горящий камень, вспарывающий воздух и несущий в своем сиянии душу. В момент, когда он коснулся земли, женщине, находящейся в вечно туманном городе, в одном из самых трухлявых домов и истекающей кровью, вспороли живот.

Через секунду Мари вновь сделала свой первый вдох.

Гротэр не думала, что согласившись на перерождение, первым, что она увидит, будет труп.

Кровь была везде. Жидкость маленьким тёмными брызгами раскрасила деревянные стены, озерцом затопила пол и почти полностью покрывала труп женщины, вспоротый, с вывернутыми наизнанку внутренностями. Всё происходящее показалось Мари очередным кошмаром.

Её, совсем маленькую, подняли огромными руками и закутали в какую-то ткань, а затем присели на корточки вместе с ней, перед мёртвой женщиной со странной кожей, и выдернули из груди трупа кинжал. Металл слегка светился, а в воздухе воняло чем-то цветочно-сладким. Глаза женщины, голубые и совершенно пустые, безучастно застекленели. Человек, держащий учёную на коленях, наклонился закрыть женщине веки и защемил Мари руку металлической пряжкой ремня. На глазах мага, оказавшейся в маленьком теле, навернулись слёзы, и она возмущённо запищала.

Дэйва вызвали чуть раньше полуночи, когда он только заснул. Срочное дело требовало его вмешательства. Он не возмущался, услышав приказ наведаться в трущобы и проверить, как там обстановка у игрушки хозяина. Раз ему отдали распоряжение, значит ошейник, – редкий вид артефакта из Центральной Империи, – передал какой-то сигнал. Слуга сел на ящера, которого ему предварительно оседлали, и со всей возможной скоростью направился в город.

Путь занял десяток ринок. Дэйв мог бы добраться и быстрее, но ограничение на скорость движения в городских стенах распространялось даже на трущобы. Он спешился с ящера возле нужной землянки, краем глаза подмечая тусклый свет в окнах и тёмный, едва видимый дымок, поднимающийся от трубы.