Поэтому Эбигейл подошла одна, подняла простыню и долго смотрела на изуродованное, безжизненное тело Хейли. И еще она сделала фотографии. «Это я тоже хочу запомнить, – пробормотала она. – Нельзя отворачиваться от своего ребенка в минуты его страданий, после того как ты не смог ему помочь».

ЭБИГЕЙЛ ФОРТ

Они подошли ко мне, когда мы еще были в Калифорнии.

Я онемела от боли. У меня в мыслях крутились вопросы, заданные тысячами уст. Почему этому человеку позволили собрать такой арсенал? Почему никто не остановил его, несмотря на все тревожные признаки? Что я могла сделать – должна была сделать – по-другому, чтобы спасти своего ребенка?

– Кое-что сделать вы можете, – сказали они мне. – Давайте будем работать вместе над тем, чтобы увековечить память Хейли и добиться реальных перемен.

Многие называли меня наивной или еще хуже. На что я надеялась? После того как я десятилетиями видела, как подобный сценарий завершается только мыслями и молитвами, с какой стати я вдруг решила, что сейчас все будет иначе? Воистину, это было самое настоящее безумие.

Возможно, кого-то цинизм делает неуязвимым и сильным. Но далеко не все такие. Во мраке горя человек готов ухватиться за самый слабый лучик надежды.

– Политика изжила свое, – говорили мне. – Кажется, чаша терпения переполнена: после смерти маленьких детей, после смерти молодоженов, после смерти матерей, пытавшихся защитить своих младенцев, – власти должны были бы что-то сделать. Однако этого так и не происходит. Логика и сила убеждения перестали быть действенными, поэтому мы должны разбудить чувства. Давайте сосредоточимся на истории Хейли, вместо того чтобы позволить средствам массовой информации направлять низменное любопытство широкой публики на личность убийцы.

Я робко пыталась возразить, что такое уже делали. Едва ли можно считать прием «поставить в центр жертву» нестандартным политическим ходом. Вы хотите сделать так, чтобы моя дочь перестала быть просто цифрой, статистикой, еще одной безликой фамилией в списке погибших. Вы полагаете, что, когда люди столкнутся с реальными, из плоти и крови, последствиями своей бездеятельности и нерешительности, что-то изменится. Однако в прошлом это не работало, и сейчас тоже не будет работать.

– Это не так, – настаивали они. – Мы предлагаем принципиально новый алгоритм.

Они попытались объяснить мне свой замысел, но я ничего не поняла в деталях машинного обучения, сверхточных нейронных сетях и моделях обратной связи в биологических объектах. Первоначально этот алгоритм возник в индустрии развлечений, где он сначала использовался для оценки фильмов и прогноза их кассовых сборов, а впоследствии стал применяться и в процессе их создания. Похожие методы используются в приложениях, которые занимаются всем, от дизайна продукции до составления речей политиков, – во всех областях, где большое место занимает эмоциональная составляющая. Чувства – это биологическое явление, а не какие-то таинственные излучения, поэтому возможно исследование тенденций и образцов с целью определения стимулов, обладающих наибольшим воздействием. Алгоритм должен был создать визуальное повествование о жизни Хейли и превратить ее в таран, призванный разбить вдребезги затвердевшую оболочку цинизма, побудить зрителя к действию, устыдить его за благодушие и иждивенчество.

Я сказала, что эта идея кажется мне абсурдной. Ну как электроника может узнать мою дочь лучше меня? Как машина сможет расшевелить сердца, когда это не по силам реальным людям?

– Разве вы, – спросили они у меня, – не доверяете искусственному интеллекту фотоаппарата создать лучший снимок, когда делаете фотографию? Разве не предоставляете искусственному интеллекту выбрать самые интересные кадры и улучшить их с помощью нужных фильтров, создающих настроение, когда разбираетесь в том, что заснял беспилотник? То, что предлагаем мы, в миллион раз сильнее.