«Вечно ты ссылаешься на прошлое», – однако аромат его мысли был скорее снисходительным, чем критическим.
В ходе завоевания таунинцы вели себя крайне агрессивно, и мы отвечали им тем же. Подробности, разумеется, туманные. Таунинцы ничего не помнят, а большинство из нас помнить не хочет. По прошествии стольких лет Калифорния по-прежнему остается безлюдной.
Однако затем, после того как мы капитулировали, таунинцы отбросили агрессивные слои своего сознания – наказание за совершенные ими военные преступления – и стали самыми милосердными правителями. Теперь, убежденные пацифисты, они питают отвращение к насилию и с готовностью делятся с нами своими технологиями, лечат заболевания, творят волшебные чудеса. На Земле царит мир. Средняя продолжительность жизни людей значительно увеличилась, и дела у тех, кто готов работать на таунинцев, обстоят очень неплохо.
Таунинцы не испытывают чувства вины.
«Теперь мы другие, – подумало Кай. – Это также и наш дом. Однако кое-кто из вас вешает на нас грехи наших прежних личностей, которых больше нет в живых. Это все равно что считать сына ответственным за прегрешения отца».
«А что, если снова начнется война? – подумал я. – Что, если ксенофобы убедят остальных людей восстать против вас?»
«В таком случае мы, вероятно, снова изменимся – станем жестокими и беспощадными, какими были прежде. Для нас подобные перемены – физиологическая реакция на угрозу, неподвластная нашему контролю. Однако в таком случае эти будущие личности не будут иметь к нам никакого отношения. Отец не может отвечать за поступки своего сына».
Спорить с такой логикой трудно.
Лорен, подруга Адама Вудса, – молодая женщина с суровым лицом, которое нисколько не изменяется, когда я сообщаю ей, что, поскольку родителей Адама нет в живых, она считается его ближайшей родственницей и должна забрать тело из участка.
Мы сидим друг напротив друга, нас разделяет кухонный стол. В крохотной квартире царит полумрак. Многие лампочки перегорели и так и не были заменены.
– Мне вживят порт? – спрашивает Лорен.
Теперь, после смерти Вудса, первоочередная задача – определить, кому из его родственников и друзей следует вживить порт (с надлежащими мерами предосторожности на предмет других заминированных спин), чтобы выяснить истинные масштабы заговора.
– Пока что не знаю, – говорю я. – Все зависит от того, насколько активно, на мой взгляд, вы будете сотрудничать со следствием. Адам не общался ни с кем подозрительным? Кто казался вам ксенофобом?
– Я ничего не знаю, – отвечает Лорен. – Адам был нелюдимым… Он мне ничего не рассказывал. Если хотите, можете вживить мне порт, но это будет пустой тратой времени.
Обычно такие люди, как она, приходят в ужас при мысли о том, что их тело подвергнется насилию, что им вживят порт. Деланое равнодушие Лорен лишь укрепляет мою подозрительность.
Словно почувствовав мой скептицизм, она меняет тактику.
– Мы с Адамом иногда курили «забытье» или принимали «блеск».
Лорен поворачивается и смотрит на рабочий стол. Проследив за ее взглядом, я вижу перед горой грязной посуды в мойке массу всяких приспособлений для употребления наркотиков, похожих на расставленные на сцене декорации. Из подтекающего крана капает вода, обеспечивая фоновое ритмичное сопровождение.
«Забытье» и «блеск» обладают сильным галлюциногенным действием. Недвусмысленный намек: сознание Лорен переполнено ложными воспоминаниями, поэтому, даже когда к нему будет обеспечен прямой доступ через порт, положиться на ее показания будет нельзя. Максимум мы сможем ее Переродить, но нам так и не удастся узнать ничего такого, что можно будет использовать против других. Ход неплохой. Вот только ложь получилась у Лорен недостаточно убедительной.