А в остальное время хозяйственные заботы отца мало волновали Федю. Как ни пытался показать Антон сыну прелесть расцветающей сирени, или как из грубого, шершавого бревна выходит гладенькая, пахнущая лесом доска, а затем, например, удобный табурет или тумбочка; или как иногда смешно кролик уплетает свою траву, или как успокоительно и чудесно журчит вода по искусно сделанным желобам и каналам, и как  благотворно она влияет на рост всего живого– ничто подобное Федю не интересовало.

Больше всего Феде нравилось дразнить соседских мальчишек и девчонок. Время тогда было трудное. Семья у соседей большая и без рано умершего от фронтовых ранений отца. Федя намажет кусок хлеба толстым слоем масла или меда, выйдет на улицу и ест, с удовольствием наблюдая, как дети судорожно глотают слюну. Уже и лупила Галина Федоровна своего сына и уговаривала и стыдила– ничего не помогало. Сама она частенько подкармливала детей Ефросиньи: то по яблочку даст, то несколько гроздьев винограда для них сорвет, то булочкой угостит. Но все-таки главная забота– о Феденьке. Ему ни в чем отказа не было.

Став парнем, Федя Бойчук бросил свои детские проказы. Ему было достаточно, что он был сыт, одет лучше своих сверстников, его дом всегда ухожен и наряден в отличие от соседей. Учился Федя спустя рукава, к делу какому– нибудь пристрастия не имел, потому, уйдя в армию, Бойчук там и остался, сперва сверхсрочником, потом после ускоренных курсов получил офицеркое звание. Правда, в письмах стал жаловаться, что его не понимают, что начальство его трудов не замечает, придирается по пустякам. А пследние два года и совсем замолчал.

И вот, слава богу, долгожданная весточка. Им, старикам, совсем не нужны никакие подарки. Важнее знать, что есть на свете их сын, что с ним в все порядке, что он их помнит. Может, внучата приедут– это было бы совсем хорошо. Тогда и жизнь приобретет новый смысл.

Утро ранней южной осени выдалось такое благостное, такое прозрачное, такое благоуханное, полное мягкого света и воздуха, небесного простора и сини, что хотелось подольше побыть наедине с этой красотой, с этим умиротворенным садом с открывшимися далями, подставить лиц нежнейшему теплу убывающего солнца и жить, жить, радуясь чудесному существованию на этом белом свете.

Еще ни свет ни заря, а хозяин уже в саду, в огороде. Земле надо давать больше, чем от нее берешь– таков извечный закон сохранения и приращения богатства земли, закон истинного земледельца. Все последние годы Антон Васильевич больше вкладывал, чем получал. Зато земля у него жирная, как сало, и мягкая, податливая, как пух, и плодородная, как нигде окрест: палку кинь– и та зацветет. Праздные люди иногда удивляются: откуда, мол, такая плодовитость?  Пересмешник мог бы сказать– от верблюда, а серьезный человек только одобрительно покивает головой и восхитится, сколько надо положить труда и пота, чтобы добиться такого чуда.

Сперва Антон Васильевич полил все, что требовало полива: и второй засев картофеля, и петрушку, и помидоры. И отдельно– астры, хризантемы, георгины, которые сейчас в самой силе и красоте. Их Антон Васильевич растит «для души». Все это надо полить до полного восхода солнца.

Потом он срезал тяжелые, холодные, словно скульптурные, гроздья « Молдовы»,  нежной « Лидии», душистого « дамского пальчика». Что-то пойдет на стол, остальное Галина Федоровна снесет на базар и долго с таким товаром стоять не будет. Затем Антон Васильевич косил траву для кур и нескольких уток, выкопал несколько  лунок под будущие саженцы, спилил усохшую черешню и стал выкапывать весь толстый жилистый ее корень.