И однажды судьба коварно улыбнулась мне. Когда я разочарованный полнейшей прозой в покупке билета отходил от кассы, к ней подошла та самая толстушка. Вечером я сидел в кинозале ни жив ни мертв, видя, как Света со своей фрейлиной остановилась и направляется по моему ряду. Проходя, Света в упор посмотрела на меня сверху вниз, и мне показалось, краешком губ улыбнулась. Они сели рядом. Не успел я содрогнуться от восторга, как подскочил какой-то  поселковый прыщ из парней постарше и громко попросил: «Паренек, давай поменяемся местами. Света, можно я возле тебя?» Сопротивляться было смешно и оскорбительно. Я торопливо поднялся, стараясь не задерживать на себе внимание. Лицо мое пылало. Только когда начался фильм, я немного успокоился и уже корил себя, что не пришел попозже.

О моих роковых страстях  не узнала бы ни одна живая душа, если бы я мог скрывать отчаянье, когда долго не удавалось увидеть  Свету. Жизнь тогда становилась бесцельной, я ставил ее ни в грош. Все валилось у меня из рук. Я мог часами пластом лежать на кровати, уткнувшись в подушку, или наоборот  целыми днями шататься по улицам вблизи ее дома, возвращаясь затемно синим от холода и голода, уставшим и злым от неудачи.

Первым меня раскусил  мой лучший друг Мишка. После некоторого отпирательства я сознался ему во всем, взяв с него смертную клятву неразглашательства. Но шила в мешке не утаишь. Вскоре о причине моего недомогания догадались братья и сначала подтрунивали надо мной, но потом поняли, что дело нешуточное, и стали деликатно обходить эту тему. Только мать не принимала моих мучений всерьез. « Сколько ей лет?»– как–то спросила она, когда я лежал на кровати, безучастный ко всему. « Сколько и мне,– ответил я лишь бы меня оставили в покое. «Эх, дружок,– вздохнула мать,– ничего у тебя не получится.Твои невесты еще в куклы играются. Не переживай понапрасну».

Естественно, это прошло мимо моих ушей. Я стал с друзьями ходить в Светину школу на праздничные вечера. В школьный спортивный зал набивалась уйма желающих. Она выделялась среди подруг и соперниц высокой, стройной фигурой, как-то по– особенному  изящной и гармоничной; тонкостью и смуглого испанского лица, редкого среди наших девочек; умением держать себя вроде бы и просто, но и с достоинством. На Кострикову равнялись, ей подражали. Порой  с унылой грустью, иногда с юношеским отчаяньем я наблюдал, как вокруг нее бурлит толпа  более смелых и удачливых парней постарше меня.Теснясь в углу зала, я представлял, как стану чемпионом мира по боксу или большим артистом, и тогда она пожалеет, что не замечала худощавого паренька с глубокими, влюбленными  глазами.

Мне долго не удавалось узнать,где Света живет. Несколько раз я видел, как она исчезала за углом одной из улиц в районе со старым названием Мельницы. Тайно проследить за Костриковой до самого дома не было никакой возможности: улицы поселка длинны и немноголюдны. Пробовал выудить сведения через одноклассников Светы, заводя с ними хитрые беседы, но безрезультатно. Верилось, что она живет в самом красивом доме поселка. Попадая в ее район– а для этого годился любой предлог– я пытался определить Светин дом. Наконец облюбовал большой нарядный дом с голубыми воротами, железной ажурной решеткой между столбами забора, ухоженным палисадом с незнакомыми, но чудесными цветами. Бывать на Мельницах, мотаться там на велосипеде стало для меня грешным, тревожным наслаждением. Походы на пляж в этом районе исполнились большого тайного смысла: ведь здесь Кострикова могла загорать, купаться. Возможность встречи наполняла меня жутковатым, но сладостным томлением.