− Потому что напоминаешь надувшего губки малыша. И… − он убрал руку, − …не нужно никуда идти, и не надо никого искать.

Он повернул ключ в зажигании и резко выкрутил руль. Двигатель автомобиля пронзительно взревел, и мы на захватывающей дух скорости, понеслись вперед, навстречу ночной Москве.

− Переночуешь у меня… − ответил он, объезжая едущий впереди «Мерседес».

Меня бросило в жар. Больше всего на свете я боялась, что он предложит именно этот вариант.

− А это удобно? − спросила я как можно более непринужденно. − Твои родители не будут возражать?

Анджей едва заметно улыбнулся, и, бросив на меня хитрый взгляд, переключил передачу:

− Нет, не будут.

− Ну, что ж… − протянула я, удобнее устраиваясь на сиденье, − В таком случае… большое тебе спасибо! Ты спас мне жизнь уже дважды за сегодняшний вечер.

− Постарайся, чтобы твое спасение не вошло у меня в привычку. − Усмехнулся он, и включил приемник.

Из динамиков полилась чарующая музыка. Голос несравненной Марии Каллас разлился по салону, «знакомя» нас с прорицательницей Нормой из одноименной оперы Беллини.

Не в силах больше бороться с накатившей на меня дикой усталостью, я вытянула ноги вперед, и, снова откинув голову на подголовник, прикрыла глаза.

Ласкающая слух музыка, тихое гудение мощного мотора и близость Анджея приятно успокаивали и навивали дремоту. Сама не заметив, как, я провалилась в темноту.

Мой затылок и правая часть лица пылали так, словно к ним приложили кусок раскаленного железа. Я неуверенно открыла глаза, но почти сразу же поспешила закрыть их обратно, поскольку яркий поток света беспощадно ослепил меня. Ноздри ласкал приятный запах белых орхидей и свежеприготовленной яичницы, а до ушей доносились приглушенные звуки босановы.

Я снова открыла глаза. Вокруг плыли непонятные тени, «слепляющие» все в одно большое нечеткое пятно. Мозг отчаянно не хотел просыпаться, надеясь остаться в приятном забытьи.

Поняв, что мое лицо попало под «зону действия» небольшого солнечного лучика, прорвавшегося в комнату сквозь узкую щелку, образовавшуюся между плотно сдернутыми шелковыми занавесями, я нехотя откатилась в менее освещенную часть кровати. Автоматически потянувшись вниз, чтобы нащупать одеяло, я наткнулась на свою обнаженную ногу, и замерла.

Резко подскочив на кровати, я медленно начала воспроизводить события прошлого вечера.

− Только не это… − протянула я, понимая, что лежу в постели Анджея.

Мои глаза начали лихорадочно изучать окружающую обстановку, пытаясь вспомнить хотя бы что-то, но уже пару мгновений спустя я поняла, что это абсолютно пустая затея.

В комнате царил приятный полумрак. Одеяло валялось на полу, простыни были измяты точно так же, как и подушки, а мое тело оказалось облачено в белую хлопковую рубашку, которая, судя по размерам, ну никак не могла принадлежать мне.

− Мамочки… − я начала лихорадочно ощупывать собственное тело, пытаясь понять, есть ли на нем белье.

Убедившись, что «все на месте», я облегченно вздохнула, и осторожно коснулась пальцами прохладного паркета.

В огромном зеркале, висевшем над комодом в противоположной стороне комнаты, я узнала свою испуганную физиономию. Мои волосы растрепались, глаза были заспанными, но тушь, к счастью, все же не потекла.

Посмотрев на тумбочку, я увидела лежащую там серебряную заколку-крабик, инкрустированную мелкими розовыми кристаллами.

Недолго думая, я взяла ее в руки, и кое-как собрала волосы.

Добравшись до массивных дубовых дверей, я осторожно приоткрыла одну из них, и высунула нос в гостиную.

Широкое окно, точно также, как и в спальне, было плотно занавешено. На шикарных диванах, обтянутых светло-бежевой кожей, в творческом беспорядке были разбросаны старинные книги, всевозможных цветов и размеров. На резных комодах из красного дерева красовались замысловатые антиквариатные вазы, заполненные букетами с орхидеями и белыми розами. В правой части просторного помещения стоял белоснежный рояль, рядом с которым примостилась старинная банкетка на изогнутых ножках. Все убранство комнаты завершали всевозможные постеры к старым фильмам, развешанные на стенах в стильных рамочках.