– А мне бумага не нужна, я на диктофон.

– Хм, на бумагу честнее как-то. Но черт с тобой. – внезапно дед Матвей закрыл себе рот руками с выражением истинного ужаса, после чего потянулся ко мне и упав на колени начал сумбурно, запинаясь бормотать:

– Ты прости сынок, прости дурака, не черт, не черт, Бог с тобой, не черт, Бог! Бог! Бог!

Я понял, что старик не в себе, но на удивление не мог освободиться от его крепких объятий. Старик со слезами уговаривал меня простить его, за его слова.

– Матвей…Матвей Игнатьевич, да Господи, услышьте же меня! Я зла на вас не держу, успокойтесь.

Дед отпустил меня, тяжело вздыхая он растянулся на полу, продолжая бормотать:

– Не держи зла, правильно сынок, не держи, старик глупый, старик слабый, ты прости его сынок.

Я пятился назад к выходу из в шоке от происходящего. Вот Павел – сука, “можешь распологаться у деда Матвея”. Да этот старик не в себе! Тут просто опасно оставаться, зарубит еще ночью. Тьфу ты, черт пойми, что. На ходу одеваясь я открыл калитку и двинулся приблизительно в сторону дома Паши. Насколько я знаю идти было около 5 километров. Нужно было срочно уходить от этого сумасбродного, душевнобольного старика. Когда я ушел достаточно далеко от хутора я решил присесть на близлежащий пенек. Я решил осмотреться и успокоиться. Дом Паши, по его словам, был западнее хаты Матвея. Не заплутать бы. У меня промокла обувь и испачкались штаны, но это не волновало меня сейчас. Вокруг было только поле и лес, а еще…я начал всматриваться в чащу леса. А еще какие-то развалины, я не мог понять, что это за здание. Я решил подойти ближе и рассмотреть. Хм, крыши нет осталось три стены, но на них что-то написано белой краской, это видно даже отсюда. Я собрался с мыслями и пошел в сторону развалин. Подойдя достаточно близко я увидел, что на земле лежат огарки свечей, а на стенах аккуратно кистью выведено: