– Так значит, смотри, ты в большой комнате спать будешь, вот она кровать, удобства как грится, на улице, устал с дороги? – каким-то отечески заботливым тоном начал дед.
– Да не особо, правда, признаюсь честно проголодался я.
Матвей похлопал меня по плечу и сказал, это Димка, не проблема садись есть будем. После того как я сел за стол, достал горячий, ароматный хлеб и большим деревянным половником налил мне и себе щи. Ломая хлеб, он спросил:
– О чем писать собрался сынок?
– Это больше репортаж, о жизни людей тут.
– А что тут? Живут люди, как и везде. Едят вот видишь, спят, работают. Все как у всех.
– Вам здесь не одиноко? Спросил я, прерываясь на суп.
– Да уж не больше чем тебе в городе – посмеивался Матвей, забивая трубку.
– Да мне не то что бы одиноко – решил возразить я.
– Да? Но это же ты ко мне приехал, а не я к тебе. Признавайся, кто тебе в городе на хвост наступил, а? – подмигивая продолжал издеваться Матвей.
Я вздохнул.
– Матвей Игнатьевич, я все-таки прошу вас обращаться ко мне по имени или по фамилии, но не коверкая ее. Я Светлов Дмитрий Сергеевич. Не Хвостов, Светлов. Если хотите на бумажке себе запишите.
– Ладно, Дмитрий Сергеевич, не кипятись, мы тут одичали в полях этих. Ты кушай, набирайся сил с дороги. Тебе еще столько историй предстоит услышать.
В печи потрескивали дрова. Трещали звонко, будто в определённом темпе.
– Это вот береза так трещит. Вот дерево конечно, красивое, белое с черным, не прячется ни от кого, хочешь, чтобы согрело – согреет, хочешь, чтобы напоило – напоит, в жаркий день тенью, как простынкой накроет, а раньше так и вовсе письма друг другу писали на бересте. Это береза, да… – задумчиво выпуская дым говорил Матвей.
– Ну что Светлов, вкусно?
– Да, Матвей Игнатьевич, спасибо вам.
На улице смеркалось, глаза потихоньку начали закрываться, я умылся прошел в гостиную лег на мягкие перина и провалился в сон. Матвей Игнатьевич молча сидел у окна. Завтра я приступлю к работе.
Круг 4
– Что с ним?
– Несите нашатырь скорее!
– Дмитрий Сергеевич вы меня слышите?
– Вроде глаза открывает.
Хвостов лежал на полу книжного магазина, вокруг суетливо бегали люди, кто-то снимал происходящее на телефон.
– Береза…она накормит, укроет, вот она трещит…береза.
– Кажется бредит, да вызовите вы уже врачей Господи.
– Так уже приехали, сейчас санитары носилки принесут.
Двое крепких мужчин погрузили Хвостова на носилки и понесли к черному выходу из магазина.
– Береза…она…согреет, напоит, писать, береза, береста…
– Так, у нас тут обморок, грузи его. Да аккуратней ты, не дрова же.
– Дрова трещат, дрова, огонь.
– А не припадок у него часом?
– Да какой там… видать лесником работал раньше, вот ему везде березы то и видятся. Сейчас Палычу его покажем, если не наш клиент так пусть тогда к Железняковой в психушку едет.
– Ну что вы там? Погрузили?! Сейчас мы его с ветерком домчим.
– С ветерком…Гога…Павел…
Машина скорой помощи быстро уезжала от магазина оставляя за собой обеспокоенных читателей и журналистов.
– Здравствуйте меня зовут Алина, я журналист, я бы хотела задать вам пару вопросов если вы не против?”
– Мне? – обеспокоенный юноша показал сам на себя пальцем, не веря, что журналисту есть дело до него.
– Да, Вам. Подскажите пожалуйста, что за история у вашего деда и Хвостова?
– Да я самой истории то не знаю все что есть у меня это вот письмо. – парень протянул Алине письмо, где неровным старческим почерком было написано:
“Шурок! Пишу тебе с нашей Сахатовки.
Рассказывай, как ты там в городе. Мать говорила невесту себе нашел, красавица умница. Это ты молодцом это так держать! Как гранит науки, грызется?! Ты давай учись хорошо, приедешь мы с тобой хутор поднимать будем. И невесту тащи, а то что она там в городе, там же и дышать то нечем, пусть приезжает в полях наших, лугах погуляете. Да ты и сам уж, наверное, забыл, как бегал, помнишь бабка тебя заплаканного из крапивы в овраге доставала, ох и пятнистый ты тогда был, как этот, гепард!