В том же месяце в Утрехте продолжился мирный конгресс. В нем приняли участие: Франция, Великобритания, Голландия, Савойя, Португалия и Пруссия. Испания примиряться с врагами на выдвинутых ими условиях отказалась, благо что, вернув Гибралтар и остров Менорку, кабальеро восстановили некогда пошатнувшиеся на полуострове позиции, особенно после того, как войска под командованием генерала Рамиреса захватили последний оплот мятежных дворян – Барселону.

Осада столицы мятежников с легкой подачи арагонских провинций и басков началась сразу же, как только дворяне получили минимум провианта и пороха для артиллерии. Что-что, а воевать испанская аристократия любила, сия любовь проигрывала разве что предпочтениям к роскоши и золоту. В течение трех недель по городу велось артиллерийское бомбометание, но особых результатов оно не принесло. Впрочем, подобному исходу генерал Рамирес не удивился: Барселона – крепкий орешек, и одной артиллерийской подготовкой здесь явно не отделаешься. Первый штурм города начался на 23-й день осады за час до восхода солнца. Как в старину, к крепостным стенам шли солдаты с лестницами и фашинами, несли мушкеты на плечах и с содроганием глядели на серые каменные зубцы. Где-то между ними суетились осажденные, готовящие «сюрпризы» солдатам Филиппа. Единственное, что отличало идущих на штурм испанцев от своих давних предков времен Конкисты, так это отсутствие медленно катящегося к главным воротам тарана. Свинцовый град проредил атакующих еще на подходе, картечь вырывала из шеренг десятки воинов, но упрямые гишпанцы продолжали путь, теряя братьев и друзей. У басков, идущих в первой атакующей волне, сильны именно семейные кровные узы, настолько сильны, что даже кровавые стычки враждующих семейств цивилизованной Испании покажутся детскими забавами по сравнению с отстаиванием чести у горского племени.

Осада Барселоны грозила затянуться на многие месяцы. Город-порт мог не переживать о голоде: морепродукты всегда под боком. Единственная возможность полной блокады – наличие сильного флота на рейде и сети по периметру выхода из бухты. Но за неимением такового испанцы, словно слепые котята, раз за разом натыкались на серые холодные крепостные стены, оставляя под ними с каждым новым штурмом сотни трупов.

Сколько бы потеряли осаждающие воинов, неизвестно, но счет шел бы на тысячи жизней. Но вот в одну из безлунных ночей на городских стенах, впритык подходящих к воде, разгорелся бой. Славянские наемники, отличившиеся в захвате Гибралтара, вновь доказывали кабальеро отличную выучку и стойкость. Никто из офицеров толком не знал, откуда появился сводный, полностью укомплектованный полк сорвиголов. По прибытию отдельный Иноземный полк[1] разделили на два батальона, по восемьсот человек в каждом. Второму батальону пришлось штурмовать ночью крепостные стены Барселоны, так как первый батальон славян-наемников ушел в противоположную сторону – к границе Португалии.

В первые минуты ночного боя наемники сумели оттеснить осажденных на пару сотен метров в глубь города. Продвигаться дальше они не решились: без помощи остальных полков в мятежном городе делать нечего. Теряя каждого седьмого солдата, славяне под огнем горожан открыли створки ворот, оставаясь на месте, они отбивали атаку за атакой до тех пор, пока в них не влетела королевская кавалерия. От двух рот наемников в живых осталось 117 человек, раненые и уставшие, они буквально попадали без сил там, где рубились с вражескими пехотинцами, которые быстро ретировались в глубь извилистых городских улочек, где за время осады успели построить немало баррикад. Вот только ворвавшаяся в распахнутые ворота армия генерала Рамиреса неудержимым валом пронеслась по Барселоне, сметая на пути любое укрепление, заливая ало-черной кровью мостовые; словно в отместку за последние десять лет поражений монархисты резали всех горожан, не разбирая, кто сдается, а кто действительно сопротивляется из последних сил. Королевские солдаты за три дня полностью уничтожили жемчужину Пиренейского полуострова. Монархи никогда не прощают предателей, ну а если это не один человек, а целый город или даже провинция, то чаще всего кара становится кровавой и безжалостной. Так что, отдав приказ разграбить Барселону, Филипп просто оставил угрюмую памятку в назидание потомкам…