Задерживаю воздух, потому что это была его тактическая ошибка.

– Можно я? – робко прошу, когда он чуть отдаляет телефон от уха. Не выдерживает высокого уровня децибел.

Наши пальцы снова соприкасаются.

– Мам, – сдавленно зову. – Давай ты успокоишься, и мы созвонимся.

– Верните внука! – шипит она в трубку. – Немедленно!

– Мам…

– Сейчас я наберу Виталия! И мы приедем вместе с полицией! Вы удерживаете Мишу незаконно!

– Мам, – пугаюсь.

Звонок тут же сбрасывается.

– Боже… – шепчу пораженно. – Как я не подумала? Виталик! Он ведь является законным отцом Миши. И правда, что я наделала?

– Не переживай. Отобьемся, – отвечает Авдеев так уверенно, что мне немного спокойнее становится.

Подъехав к дому, оба оглядываемся назад. Мишка тут же просыпается.

– Приехали? – смотрит в окно. – Я немного поспал. Извините.

Надевает шапку. Удивительно правильно.

– Провожу вас, – отстегивает ремень безопасности Авдеев.

– Ты уезжаешь? – спрашивает его Миша.

Старается говорить равнодушно, но я улавливаю грустные нотки.

– Мне надо в офис. Рабочий день никто не отменял!..

Авдеев не оправдывается. Просто отвечает.

– Ясно, – слышится сзади.

– Вечером постараюсь приехать пораньше.

– Мне все равно.

Я умоляюще смотрю на Авдеева.

– В шахматы играешь? – спрашивает он сына. В том, что анализ подтвердит отцовство, не сомневаюсь.

– Немного.

Кирилла ждет большой сюрприз, потому что Мишино «немного» – это первое место на городских соревнованиях среди дошкольников.

– Тогда до вечера. В доме есть горничная и повар. Они ответят на любой ваш вопрос.

– Спасибо, – благодарю.

С этого момента весь день проходит в ожидании, которое мой племянник всячески старается скрывать. Он долго играет на окне игрушечной машинкой или чуть позже – прыгает возле входной двери на мраморной плитке. Тревога внутри меня нарастает вместе со злостью. Тем более когда Миша отказывается от предложенного ужина и около десяти вечера все-таки не выдерживает – засыпает.

Я давлюсь от невысказанных эмоций, пока не слышу звук подъезжающей машины и, затянув потуже пояс на белоснежном халате, который взяла в ванной, решительно выхожу из комнаты.

С легкостью отсчитываю ступени. Одну за одной.

Во-первых, привычка такая, дурацкая, еще с танцев. Во-вторых, в данный момент мне это помогает успокоиться.

Возле входной двери в прихожей никого нет, поэтому направляюсь к кабинету хозяина дома.

Немного путаюсь и плутаю, как средневековое привидение, по коридорам. Прохожу гостиную с шикарной елкой, увешанной игрушками и гирляндой.

Заглянув в кабинет, наблюдаю, как Авдеев, привычно убрав ладони в карманы брюк, смотрит в окно. Даже улыбаюсь немного, потому что там темень непроглядная. Что он видит?

– Не спишь? – устало спрашивает.

Даже не оборачиваясь! У него глаза на спине?

– Нет, – захожу внутрь.

Злость понемногу отпускает. Глядя на взъерошенные волосы, даже жалко его становится.

Кирилл оборачивается.

В объемном халате и с босыми ногами вдруг чувствую себя не уютно, но всячески изображаю безразличие.

– Тоже бессонница?

– С чего бы это? – закатываю глаза. – У меня прекрасный, крепкий сон. Моя совесть чиста…

– То есть бессонницей мучатся только те, у кого рыльце в пуху?

Я морщусь. На русском ведь вроде разговаривали?

– Рыльце в чем, простите?

– В пуху.

– И что это значит? – хмурюсь.

– Все время забываю, сколько тебе лет, Астра, – вздыхает Кирилл устало и садится в кожаное кресло. – Басни Крылова, я так понимаю, не читала?

– Читала, конечно.

– «Лисица и сурок».

– Эту не помню.

Он смотрит на меня с легкой иронией.

– Что? – злюсь. – Я другие читала.

– Лисица рассказывает Сурку, что ее оклеветали в том, что она брала взятки, и выгнали из курятника, а она честно сторожила кур. «Чтоб к этому была причастна я греху? Подумай, вспомни хорошенько. – Нет, Кумушка, я видывал частенько, Что рыльце у тебя в пуху».