Авдеев заметно нервничал и расхаживал, спрятав ладони в карманы серых брюк.

– Ты всегда была рыжей?..

Смотрю на него через плечо, прищуриваясь. А когда мы перешли на «ты»?

После вчерашнего сначала не очень приятного разговора со мной, а затем и подслушанного в том же кабинете с какой-то Аней, я стараюсь в присутствии Авдеева молчать.

– Просто стало интересно, – хмурится он, увидев мою реакцию.

– А это преступление? Быть рыжей?..

– Только если у тебя нет сиреневой шубы, – отвечает с легкой улыбкой.

Я тоже сдаюсь.

Разглаживаю длинный мех на рукаве и улыбаюсь.

Что это, если не белый флаг?..

– Это мой натуральный цвет, – смягчаюсь. – Лиля, кстати, мои волосы не любила. Все время советовала перекраситься, но я выстояла.

Упоминание о моей сестре и маме Миши Кириллу не нравится. Пальцы на руле сжимаются до побелевших костяшек.

– Тебе идет…

В салоне автомобиля опять неловкая тишина.

О чем разговаривать абсолютно незнакомым людям?.. Миша как-то сглаживает обстановку своей болтовней. Посматриваю назад, надеясь, что он проснулся, но племянник дрыхнет.

Снова отворачиваюсь к окну и наблюдаю, как мимо проносятся многоэтажные дома областного центра. Я люблю этот город, но так привыкла к Северску, что совершенно не жалею о своем переезде.

Мой телефон подает признаки жизни из сумки. Я пугаюсь, потому что знаю: это мама и она просто в ярости. Настроение четко отражалось в тех сообщениях, которыми она забросала мой мобильный со вчерашнего вечера. Прочитав все утром, я сначала испугалась, а потом решила подумать о маме после клиники.

Время пришло.

– Да, – все-таки нахожу в себе силы ответить.

Она ведь бабушка Миши. И это важно. А еще я люблю Розу, какой бы себялюбивой и порой дерзкой она ни была.

– Ты соизволила взять трубку? – шипит и колется.

– Прости, мам. Я не смогла по-другому…

Изредка поглядывая на Авдеева, смотрю прямо перед собой. Его, кажется, наш диалог заинтересовал: он останавливает внедорожник на обочине и, включив аварийку, разворачивается ко мне.

Буровит мою пылающую щеку взглядом. Я же смущаюсь.

– Ты разочаровала меня, Астра… – продолжает мама. – Как ты могла? Увезти Мишу к нему!.. Как ты могла?

Вздыхаю удрученно, потому что дальше начинаются какие-то актерские представления имени уважаемого мамой Станиславского.

– Я растила тебя одна!.. Потакала всем твоим капризам! – Никогда не была капризной, но молчу. – Делала все, что хорошая мать должна делать для своей дочери, и вот… Ты вот так решила отплатить за добро…

– Мам, – мой голос сникает. Что же я натворила? – Перестань, пожалуйста.

– Я разочарована, Астра. Никогда не думала, что скажу тебе это, но…

Я дергаюсь, потому что моей руки касаются теплые пальцы. Теряю всякую хватку и остаюсь без телефона. Растерянно хлопаю глазами и начинаю злиться.

– Добрый день, – тоже немного агрессивно здоровается Кирилл с мамой. – Представьтесь, пожалуйста.

Вздыхаю, потому что до меня доносится откровенно возмущенный визг моей увядающей балерины. Для ее раздутого поклонниками эго – слишком небрежная просьба.

– Меня зовут Кирилл Авдеев. Я хотел бы спокойно поговорить.

По звучащим в его тоне срывающимся ноткам понимаю, «поговорить спокойно» – это последнее, что сейчас хочется Кириллу, но, видимо, умение вести переговоры одерживает верх.

Мы сталкиваемся взглядами.

– Бесполезно, – еле шевелю губами и пожимаю плечами, все еще слыша крик мамы.

– Уже понял, – хмуро отвечает мне.

Снова слегка повышает голос и чеканит в трубку:

– Давайте пообщаемся чуть спокойнее. В конце концов, я так понимаю, что нам есть о чем. Не доводите до греха! Я тоже умею быть резким.