– В чем дело?

– Там, там… Поручик Зотов.

Отпихиваю и торопливо иду в ту сторону, чувствуя спиной взгляды. Становясь на колени у неподвижного тела и обнаруживая у виска маленькую дырочку с запекшейся кровью, мысленно выругался. Наверняка ведь чистая случайность. Пока штурм не закончился, он живой был. Я же видел и слышал его не так давно.

Кутузов дважды выживал после ранения в голову, какому-то ветерану Гражданской войны в США прилетело прямо в лоб, и выжил. Это не тот случай. Глаза остекленели. Шальной кусочек свинца, и такие последствия. Вот тебе и героические подвиги. Даже названия у этого места нет, и как родственникам сообщить, не представляю. Погиб смертью храбрых, само собой, а куда писать?

Господибожемой, за что ты надо мной так издеваешься? Что я тебе плохого сделал? Мне теперь всем этим базаром командовать и воевать. Не потому, что хочу, а по причине отсутствия нормальных офицеров. Я здесь самый старший, и стоит дать слабину – побегут в панике. А это конец. Еще ни один пехотинец от конного не удрал. В одиночку всех перережут. Ну что ж. Такая у меня судьба кривая. На войну не просился, так загнали. В командиры не рвался, жизнь заставляет.

– Дело закончилось достаточно быстро, – стоя в глубоких сумерках перед штабными, бодро докладывал я, – с подходом драгун на выстрелы и без особой крови с нашей стороны. Пятеро погибших, одиннадцать раненых. Трое тяжело. Почти полсотни татар кончили во время приступов. Считаю своим долгом рекомендовать геройски погибшего поручика Зотова для награждения.

– Посмертно ордена не вручают, – без насмешки, но в очередной раз тыкая меня носом в непозволительную глупость, отрезал Ласси.

Видимо, это советские заморочки. Я точно помню, в Великую Отечественную давали именно погибшим задним числом. Кстати, не такой уж плохой обычай. Отметить реальный подвиг и дать семье утешение хоть минимальное, и гордость за сына тоже не лишняя. Долг мой бывший гвардейский знакомый выполнил полностью и честь не замарал. Сказать о том я был обязан.

– Заменить командира роты в бою, – сказал генерал-фельдмаршал задумчивым тоном, – похвально и хорошо характеризует.

Здесь, – небрежный жест, – ваши силы тратятся недостаточно. Надо бы найти нечто по плечу.

В свете керосиновой лампы на столе лицо его я видел достаточно ясно, в отличие от свиты, прячущейся в тенях. Не ехидничает, вполне серьезен. В свое время мне доброжелатели поведали грустную историю поедания Меншиковым иностранных военных специалистов. Нет, сам по себе царский фаворит был храбр, умен и натурально лазил со шпагой на стены чужих городов, а также командовал крупными подразделениями. Была у него притом маленькая неприятная особенность.

Не любил Алексашка делить благорасположение царя с кем бы то ни было и старался немедленно применить контрмеры к особам, которые на этом поприще начинали добиваться заметных успехов. Проще говоря, пристально следил за успехами других и любого облагодетельствованного царем чинами и доверием принимался усиленно топить, применяя самые отвратительные способы и не упуская прямую клевету. Мой несостоявшийся тесть тот еще перец был.

Российские аристократы обычно принимали его поведение на манер должного и не пытались переходить дорогу, иногда прямо лизоблюдствуя. Другое дело иностранцы. Как говорил на суде, спровоцированном Меншиковым, один из них, Гольц: «Два года вовсе не получал жалованья, что, по совести, не знает за собой никакой вины, что распоряжения свои всегда делал письменно, что все эти распоряжения он сохранил и что ему теперь интересно будет услыхать, в чем можно обвинять его…»