Затем я спросил не замечает ли он в речах Гитлера признаков установления различий между русским народом и русским правительством и благоприятную возможность, которая позволит сделать некоторые заявления со стороны официальных лиц русского правительства с целью, что оно обязуется не продвигать пропаганду в Германии, при условии, что Германия не будет проводить пропаганду в России. Я также рискнул предположить, что подобное заявление лишит Гитлера его главного аргумента против России, который он постоянно вдалбливает дома.

Он ответил отрицательно. Германия озабочена только завоеваниями и было бы ошибкой преувеличивать значение Гитлера, вовлекая его в обсуждения такого характера, как предлагают Англия и Франция. В этой связи я хотел бы сообщить, что очень осторожно прозондировал мнение некоторых долго пробывших здесь дипломатов, относительно их взглядов лежит ли соглашение между Россией и Германией в сфере возможного, несмотря на их наглядные резкие отношения в настоящее время.

Общее мнение заключается в том, что обе стороны могут уладить любые сложности, если выгоды будут стоить того.

Литвинов затронул тему и выразил озабоченность по поводу готовящегося в Соединённых Штатах законодательства о нейтралитете. Он настаивал, что все законы о нейтралитете разрабатывались как протест против войны. В настоящее время такое законодательство о нейтралитете отклонилось от подобной точки зрения и более не содействует установлению мира. Он настаивал, что в текущей ситуации с Испанией результатом такого законодательства о нейтралитете будет только увеличение опасности войны в Европе.

На это я ответил, что главенствующее общественное мнение в Соединённых Штатах, как я его чувствую, склоняется в пользу некоторых форм законодательства о нейтралитете. Оно основано на двух идеях: первая – сохранить мир, и вторая – предотвратить втягивание Соединённых Штатов в войну. Я не изучал различные предложения Конгрессу, но без сомнения, президент и госсекретарь уделяют им большое внимание. Я уверен, что исполнительная ветвь правительства проявляет разумную и действенную степень осторожности.

Приложение к донесению номер семьдесят девять, подготовленное присутствовавшими сотрудниками посольства.

Совершенно секретно.

Семнадцатого февраля посол принимал на обеде Советское официальное лицо "барона" Штейгера, известного тем, что пользуется большим доверием Кремля. Мистер Хендерсон и мистер Кеннан также присутствовали.

Примечание посла. Когда я вспоминаю этот эпизод меня впечатляет замечательная точность информации Штейгера. Штейгер весьма загадочный для Москвы человек. Его официальный пост во главе Культурного бюро не является особо значительным по своему функционалу.

Он считается кем-то вроде посредника между Кремлём и дипломатическим корпусом, позволяющим контактировать вне обычных дипломатических каналов наркомата иностранных дел. Его зовут "бароном" Штейгером.

После обеда я отвёл его в сторонку и спросил конфиденциально как ему удаётся выживать среди террора и чисток. Он выразительно пожал плечами и показал указательным пальцем на заднюю часть шеи за ухом.

Жест очевидно относился к тому, что казни приговорённых преступников исполняются не у каменной стены перед расстрельным взводом, а в подвалах тюрьмы на Лубянке. Приговорённый неожиданно вызывается к коменданту, а по пути охранник без предупреждения стреляет ему в затылок.

Предчувствие Штейгера имело твёрдые основания. Одним вечером позднее мы были приглашены правительством в бывшую королевскую ложу на премьеру новой оперы. Штейгер тоже был на спектакле. После представления моя дочь Екай и мисс Уэллс, Стэнли и Джоан Ричардсон были приглашены бароном Штейгером перекусить и потанцевать в ночной клуб отеля Метрополь.