В ту ночь ему снились странные для восприятия сны: Владимир летал по небу, а под ним, пьяные матросы, с перекошенными от криков лицами, вооруженные винтовками, бежали к главному императорскому дворцу в Санкт-Петербурге. Маленький человек с небольшой бородкой, стоя сверху бронированной машины, ораторствовал, широко жестикулируя руками. Потом бородатый мужчина превратился в усатого брюнета кавказской наружности, попыхивающего трубкой, а после еще в каких-то людей, но Владимир был уверен – это был один и тот же человек, меняющий свое обличие. От этого странного человека веяло смертельной опасностью. Вокруг него лежали мертвые люди, много мертвых людей, и текло море крови. Владимир всё летал и летал. Много из увиденного он не понимал: железные машины с пушками, аэропланы причудливой формы, рушащиеся дома, которые по высоте были выше шпиля Петропавловского собора.

Проснувшись в холодном поту, вновь заснуть, Владимир уже не смог. Из-за продолжающего небесного сияния, трудно было определить время суток. Хотелось пить. Перебирая в голове обрывки сна, он выбрался из палатки. Ни студента, ни проводника, в лагере не было. На зов они не откликались, и обойдя окрестности стоянки, Шахов быстро пошел к кратеру – страшная мысль закралась в его голове…

Чеку он нашел сразу – тот сидел в метрах десяти от края каньона и с задумчивым видом курил свою трубку.

– Где Александр? – не обнаружив поблизости своего помощника, спросил у него Владимир.

– Совсем плохая стала твоя помощника, – чуть помедлив, и выпустив серое облако табачного дыма, ответил Чека.

– Ты можешь толком объяснить, где Александр, – Владимира начала раздражать чересчур размеренная речь эвенка.