Ранмакан подозрительно взглянул на Павлыша. Тот снова говорил на непонятном языке, таился – значит, замышлял что-то. Ранмакан по натуре был недоверчив. Недоверчивость – одно из основных качеств бедного человека в большом городе. Ранмакан мало кому верил.

Ранмакан допил бульон, взял последний сухарь и, хрупая им, присматривался к Павлышу.

Павлыш убрал посуду. Наступило неловкое молчание. Ранмакан ждал, что скажет доктор. Доктор глядел на Ранмакана, думал, как это сделать лучше, легче, безболезненней. Перед ним сидел, опершись на подушку, человек с очень бледным, голубоватым лицом и с иссиня-черными прямыми волосами. Кожа на скулах, казалось, оттягивала книзу углы его черных глаз, делая выражение лица скорбным. Туго сомкнутые губы также были опущены уголками вниз. Щеки и подбородок гладкие.

«Волосы на лице не растут», – подумал Павлыш.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Ранмакан из Манве.

– Манве – это город, в котором вы живете?

– Да, это город. Чего спрашивать? Вы и без меня знаете.

– Нет еще, – ответил доктор, и по всему видно – сказал правду. – Сколько вам лет?

– Тридцать.

«Значит, тридцать четыре по нашему счету, – подумала Кирочка. – У них год длиннее».

– У вас есть семья, родственники?

– Никого у меня нет. – Ранмакану допрос не нравился. – Возьмите мои документы и посмотрите.

– Документов ваших у нас нет.

– А зачем вам все про меня знать?

Ранмакан думал, что на такой наглый вопрос последует вспышка гнева тюремщика. Но тот сделал вид, что не обратил внимания на вызывающее поведение пленника.

– Мы очень мало знаем о вас, – объяснил Павлыш. – И нам, очевидно, в будущем придется работать вместе. Вот и хочется познакомиться.

– Так не знакомятся, – ответил Ранмакан. – Вы все у меня хотите узнать, а про себя – ни слова.

– В свое время сами расскажем. Хорошо, что у вас нет семьи.

– Почему?

– Потому что она погибла бы.

– Как так?

– Погибла бы в той войне, жертвой которой стали и вы.

– Ну, меня не сильно повредило. А что, большие жертвы?

– Да, большие.

– А вы – санитарный отряд, благотворители?

– В какой-то мере, мы – санитарный отряд.

– Тогда развяжите меня и отпустите. Я здоров.

– Вы не связаны. Скоро вам принесут одежду, и тогда сможете встать с постели. Но вряд ли вам удастся сейчас уйти отсюда.

– Ага, так я и знал. Я у вас в плену.

– Нет, Ранмакан из Манве, – сказал доктор. – Вы в плену у себя. У своего города, у своего мира.

Ранмакан посмотрел на женщину с желтыми волосами. Та сидела не шевелясь и перебирала пальцами – как у них много пальцев – край белой одежды. Волнуется. Ранмакан чувствовал приближение чего-то страшного, не направленного против него лично, но тем не менее очень страшного; он хотел бы оттянуть это страшное, которое таилось в ответах на его же вопросы, а тогда надо бы замолчать и ничего не спрашивать, но Ранмакан не мог остановиться.

– Что случилось с городом? – спросил он.

Он не хотел, чтобы ему отвечали, он уже знал ответ.

– Ваш город погиб, – ответил доктор.

Ранмакан почувствовал, что он, маленький, одинокий, голый и беззащитный, как насекомое, приколотое к листу бумаги, виден всем и подвластен всем бедам.

– Так, – сказал Ранмакан, и веря и не веря доктору. – Город погиб. А люди?

– Люди погибли тоже.

– И что же, я один живой остался?

– Да, вы один.

– Как же?

– Вы разрешите, я отвечу на этот вопрос позже? – спросил доктор. – Это довольно опасно.

– Нет, – возразил с неожиданной яростью Ранмакан. – Вы мне ответите сейчас. Сейчас же!

– Хорошо. Но правда будет горькой.

– Все же лучше, чем вранье. Мы проиграли войну?

– Никто войну не выиграл.

– Мир?

– Обе стороны проиграли войну, – сказал доктор. – Никто не выиграл. Все погибли.