Сиротливые фрагменты красноречиво повествовали об этой отдельно взятой трагедии. Балалайки, расписанные самим Врубелем, посуда в «русском стиле», печки с керамическими образцами, балконная дверь с медведем, цветами и рыбками, панно с изображением Садко, несущегося по воле белых птиц…

Обход небольшого помещения музея занял не более получаса. Дольше всего я задержалась перед порталом двери с Георгием Победоносцем в воинских доспехах и на белом коне. У ног героя извивался пронзённый и поверженный дракон с обиженным детским удивлением на морде. У Георгия же вид был, как и положено, победоносный.

Я вышла из музея с ощущением потери, которым очень хотелось поделиться с Владом. Думаю, он бы понял меня. Но его нигде не было.

Оглянулась на крылечко, навес над которым поддерживали витые звери, чтобы издалека оценить реставрацию. То, что дама из комиссии назвала драконами, больше напоминало саламандр. Длинные и узкие пронырливые тела, несколько пар толстеньких лапок, плоские мордочки. Крыша «Теремка» покоилась на их спинах, а по центру драконо-саламандры с двух сторон держали круглый овал, похожий на зеркало. Кажется, это были огненные существа, хотя точно утверждать я бы не стала: навес ещё не прокрасили, свежая резьба тускло отсвечивала на солнце бледно-жёлтым деревом.

Сухой морозный воздух вдруг прорезал крик. Кричали со стороны храма, но настолько глухо и издалека, что не разобрать: вопль мужской, женский или вообще – стонет птица? Я резко оглянулась, но всё тот же белый снег слепил глаза, а из приоткрытой двери музея раздавалось многоголосое бормотание.

– Спокойно, – сказала сама себе. – Если ещё больше проникнешься этим местом, то будут мерещится наяву целые мистические сцены. Оставь фантазии для своих сказок.

Я всегда себе это повторяла, когда чудилось что-то странное. Например, что в темноте кто-то стоит за занавеской. Или прячется в шкафу среди моих платьев. Как правило, вся мистика оборачивалась шуршащим пакетом, залетевшим в балконную дверь, или шелестом футболок, скользящих с прогнувшейся полки. Сейчас до меня вполне могли донестись… Например, обрывки радиопередачи.

Тем не менее Влада уже найти мне бы не помешало. Стоило вернуться к храму. Но странности ещё не закончились. Как только я сделала пару шагов к холму, за спиной чей-то шипяще-свистящий голос долго, но явно протянул:

– Беги, дево-ч-ч-ч-ка, беги. Проссс-нул-ссс-яяя. Мы его задерж-ж-жим… С-с-спасайся…

Я обернулась, но, как и следовало ожидать, никого там не было. Кто-то плотно притворил дверь «Теремка», и даже гул голосов из него иссяк. Только драконы-саламандры в тишине равнодушно смотрели мимо меня круглыми глазами, искусно вырезанными из дерева.

– Радио, – зачем-то сказала им строго. – Это было радио… Из какой-то машины. Стоянка – недалеко.

Более настойчивый глухой, протяжный стон ухнул с холма. Казалось, что земля под ногами содрогнулась. И опять – ничего. Мгновение назад казалось, что от звукового толчка храм опрокинется с горы, а теперь опять – снег, солнце, безмолвие. И как это всё нужно понимать, скажите?

Я сунулась в сумочку за мобильником, но тут же вспомнила, что Влад до сих пор не отдал мне телефон. В поисках мужа обошла несколько раз вокруг неосвящённого Храма. Вышла к машине за ворота заповедника, она оказалась наглухо закрытой. Попробовала посмотреть сквозь окна: не заснул ли он, но стёкла были мутные, и салон просматривался неважно.

Кричать здесь было как-то неудобно, и я решила подождать Влада на том, месте, где мы расстались. К этому времени продрогла и устала. Поэтому начинала уже одновременно злиться на мужа и бояться, что с ним что-либо случилось. А потом… Потом мне почему-то пришла мысль все-таки заглянуть в одно из разбитых окон храма. Я неуклюже вскарабкалась по строительному мусору, засыпавшему бетонный приступок, немного подтянулась на сразу мелко задрожавших руках.