Она встала.
– Удачи, Эрнест. Если ваше выступление провалится, боюсь, вам понадобится другой план. Хотите выпить?
– Конечно. – Он взял коктейльный стакан из ее рук и залпом выпил содержимое.
– Хорошее вино.
У нее отвисла челюсть, и она начала смеяться. И вдруг он услышал, как люди в баре тоже засмеялись. Он облизнул губы. Это было не вино, а всего лишь холодная вода.
В тот вечер он слушал игру оркестра внимательнее, чем раньше. «Джаз помогает забыть о реальности», – сказала она. Но в нем было гораздо большее. Джаз был музыкой радости, молодости, индивидуальности; это была музыка пота и слез, сердца и души. Джаз был свободой.
У него руки чесались играть.
Вечером своего выступления Эрнест посмотрел на свое отражение в ударной тарелке, чтобы убедиться, что оно чистое. Он надел свой лучший костюм и черную оксфордскую рубашку, которую накануне вечером постирал и повесил сушиться на спинку кровати в своей квартире. Ботинки его тоже были отчищены от грязи.
Он вышел на сцену вместе с оркестром. Сквозь дым он мог видеть Ченга, который стоял на краю круглой танцплощадки и курил с видом человека, привыкшего к богатству. Несмотря на тускло освещенный зал и невозможность разглядеть выражение его лица, Эрнест чувствовал враждебность во взгляде Ченга. Айи сидела за стойкой бара, просматривая приходо-расходную книгу в тканевом переплете. Затем она повернулась к круглым столикам, расставленным вокруг танцпола и нахмурилась.
Он проследил за ее взглядом. Лишь несколько голов покачивались в темноте; несколько мужчин, скрестив ноги, со скучающим видом откинулись назад. У ее клуба действительно были проблемы. Поможет ли его игра вдохнуть новую жизнь в ее бизнес?
Когда музыканты расположились на своих местах, Эрнест сел за фортепиано и уставился на свою забинтованную руку. Он не надевал перчатку с тех пор, как его пырнули ножом. И, вероятно, не станет носить ее; ему это было ни к чему. Он не собирался позволять шрамам влиять на его жизнь. Его волновало только их с Мириам будущее. Он пошевелил пальцами. Зарубцевавшаяся ткань на месте раны натянулась, повязка застряла между пальцами, и острая боль пронзила его руку. Но пальцы по-прежнему сохраняли подвижность, и, прикоснувшись к клавишам, он испытал настоящее блаженство. Сделав глубокий вдох и опустив плечи, он прислушался с счету мистера Ли, ожидая своего шанса, ритма свободы, метронома жизни.
Глава 17
Я засунула приходо-расходную книгу в свою сумочку и оглядела зал. Чтобы казаться более уверенной, придала лицу свое обычное суровое выражение, но я так нервничала, что едва могла усидеть на месте. Рука Эрнеста еще окончательно не зажила. И то, что он вынужден был напрягать ее, могло привести к плачевным последствиям. Если его выступление провалится, ему придется покинуть клуб, что станет для меня печальным ударом, поскольку я никогда бы не призналась Ченгу или кому-либо еще, или даже самой себе, что привязалась к Эрнесту – к его скромности и смелости.
Кто-то позвал меня по имени, и я всмотрелась в лица, движущиеся в темном, дымном воздухе. Многие посетители были одеты в брючные костюмы в западном стиле; некоторые, кто придерживался китайских традиций, были облачены в длинные халаты или просторные пиджаки с воротниками-стойками. Они были постоянными посетителями, и я знала их в лицо. Должно быть, они увидели рекламу, которую я разместила снаружи клуба, и решили дать шанс Эрнесту и его фортепианному «Страйду». Мистера Чжана не было видно в клубе уже несколько дней, и я надеялась, что больше не увижу его.
Я повернулась к своим профессиональным танцорам, все они были обучены популярным бальным танцам, таким как фокстрот, Чарльстон, вальс, танго и свинг. Зевая, они столпились рядом со сценой, пол вокруг них был усыпан шелухой от семян подсолнечника. Ланью, самая популярная среди посетителей танцовщица, грызла семечки, шелуха сыпалась у нее изо рта, как пыль. На днях она пожаловалась, что зарабатывает мало денег.