– Сань, да что с тобой такое, а? Ты уже с Меркуловым поссорился, теперь и со мной хочешь?

– А ты всё слышишь, – пробурчал Турецкий.

Ирина вытерла руки о полотенце, поправила фартук и сказала:

– Давай, я готова.

– К чему? – не понял Турецкий.

– Слушать гадости, которые ты мне скажешь. Только давай выкладывай всё сразу, – всё, что накопилось. Чтобы за праздничным столом мы пили шампанское, а не выясняли отношения.

Турецкий стушевался.

– Ир, я не собираюсь с тобой ссориться.

– Правда? Тогда что же ты делаешь последние двадцать минут? Да какие там минуты, что ты делаешь последние несколько месяцев?

– Я что я такого делаю?

– Ты делаешь все, чтобы я с тобой развелась.

– Правда?

– Правда.

– Гм… – Турецкий насмешливо почесал затылок. – А мне казалось, наш союз нерушим. Но если ты хочешь…

– Ох-х, – вздохнула Ирина Генриховна. Затем усмехнулась и продекламировала:

– Что это? – нахмурился Турецкий, стихи ему явно «не пришлись».

– Не помню. Из какой-то книжки.

– И зачем ты мне это прочла?

– В голову пришло. – Взгляд Ирины стал грустным и насмешливым. – Смотрю я на тебя, Турецкий, и сердце кровью обливается. Тебе самому-то не надоело?

– Что?

– Жалеть себя.

– Ир, – угрюмо проговорил Александр Борисович, – это запрещенный удар.

– Раньше ты не был таким ранимым.

– Раньше я был старшим следователем Генпрокуратуры. Должностным лицом весьма высокого полета. А должностное лицо не имеет право показывать слабые места.

Ирина снова вздохнула. Она была очень терпеливой женщиной, но этот разговор утомил и ее.

– В общем, так, Турецкий, – сказала она устало и тихо. – Сегодня у нас будет праздничный ужин. И уж будь добр, сделай над собой усилие, выдай мне хотя бы пять улыбок за ночь.

– Тебе это будет дорого стоить, – съязвил Александр Борисович.

– Ничего, я готова заплатить.

– Чем? – поинтересовался Турецкий.

– Как чем? Харчами!

Турецкий хотел сурово нахмуриться, но не выдержал – рассмеялся.

– Ладно, жена, почищу я тебе твои овощи. Но смотри: если ужин мне не понравится, и все мои усилия зря, взыщу по полной программе. Кстати, Нинка еще не звонила?

– Нет.

– Родили себе блудную дочь, – проворчал Александр Борисович. – И что бы ей дома Новый год не встретить, а? С отцом, с матерью. Ведь Новый год – семейный праздник. По крайней мере, в книжках так пишут.

Ирина пожала плечами:

– Ей с нами скучно, Сань. Ведь мы с тобой для нее старики.

– Глупости. Что они такого знают, эти молодые, чего не знаю я? Можешь мне ответить на этот вопрос?

– Запросто. Ты, например, знаешь, как называется последний альбом Бритни Спирс?

– А кто это? – поднял бровь Александр Борисович.

Ирина усмехнулась.

– Вот то-то и оно. Темный ты человек, Турецкий. О чем с тобой можно говорить?

Александр Борисович вздохнул:

– Да, жена… Отстали мы с тобой от жизни.

Праздничный стол был великолепен. В вазочках из хрусталя и венецианского стекла играли всеми цветами радуги салаты. В огромном блюде в центре стола красовался, играя золотистой корочкой, печеный гусь, обложенный запечеными яблоками. В маленькой серебряной икорнице сверкала гроздь рубиновых шариков икры. Шампанское играло и искрилось в хрустальным фужерах.

Турецкий окинул стол взглядом и восхищенно проговорил:

– Все эти блюда стоило готовить уже ради того, чтобы на них посмотреть!

– Вот видишь, – улыбнулась Ирина. – Эстетическое наслаждение ты получил. Осталось получить гастрономическое.

– Да ведь эту красотищу даже есть жалко, – сказал Александр Борисович. – Ну, какой варвар посмеет ткнуть ложкой… ну, к примеру, в эту «мимозу»?