Хотя, справедливости ради нужно отметить, что рядом с собой он, случалось, сажал уважаемых людей, знающих своё ремесло: талантливого зодчего, храброго воина, оборотистого купца. Была бы польза государству.

Ходжа Насреддин не был ни первым, ни вторым, ни третьим. Посему основательно уселся и внимательно посмотрел на властелина мира, чего тот, надо и в этом признаться, в подданных не поощрял. Но Ходже надо было вызвать хозяина на разговор. Всем известно, что ожидание приговора страшнее приведения его в исполнение.

Повелитель усмехнулся и хлопнул в ладоши. Тут же слуги принялись вносить различные кушанья, аромат которых мгновенно заглушил в Насреддине все дурные предчувствия. Что-что, а вкусно и вдоволь поесть наш весёлый мудрец любил, как никто другой.

Слуга полил им на руки из кувшина, и они приступили к трапезе. Впрочем, к ней приступил в основном Ходжа. Великий эмир задумчиво отщипывал от лепёшки маленькие кусочки, лишь изредка указывая гостю на блюда – то с пловом, то с жареными куропатками. Ходжа ни от чего не отказывался. Поди знай, когда в другой раз доведётся вот так запросто и задушевно посидеть в компании с самим владыкой мира.

Наконец по взгляду, брошенному повелителем, он понял: настал предел услаждения чрева. Насреддин погладил бороду, произнеся привычное «Омин», и приготовился слушать.

– Ходжа, в ближайшие дни – во времени я тебя не ограничиваю, но и тянуть с этим не стоит – ты сделаешь следующее… – Великий эмир постарался улыбнуться как можно приветливее.

Но от этой улыбки у Насреддина пошёл мороз по коже.

«Милостивый Аллах, – воскликнул он про себя, – я совершу хадж в Мекку, я раздам все свои скромные богатства сиротам, только избавь меня от неисполнимой прихоти этого человека. Чем я, ничтожный червяк, могу его облагодетельствовать, когда стоит ему захотеть, и все сокровища мира упадут к его ногам?»

– Разве правоверный мусульманин может обидеть гостя, которого ему посылает сам Аллах? – насмешливо спросил гостеприимный хозяин.

«Насквозь видит», – поёжился Ходжа.

– То-то, – произнёс повелитель. – Ты сделаешь следующее: прилюдно оскорбишь меня.

Ходжа открыл рот от изумления.

– Затем принесёшь извинения. Но вся штука в том, что извинения твои должны быть более оскорбительными, чем само оскорбление.

Насреддин остолбенел, пытаясь осознать приказание великого эмира.

– Только запомни – прилюдно, – неожиданно хихикнул повелитель и повторил: – Запомни, твои извинения должны быть более оскорбительными, чем само оскорбление.

Жестом он дал понять, что разговор, больше напоминавший приговор, окончен.

– Слушаю и повинуюсь, Повелитель вселенной. – Ходжа, пятясь, покинул покои.

– Мой дворец в твоём распоряжении, – донеслось вслед.

Несколько дней Насреддин бродил по многочисленным комнатам дворца, бормоча одну и ту же фразу:

– Главное, понять, зачем ему это нужно… зачем ему это нужно… А уж там… всё в руках Аллаха.

Изредка Ходжа попадался на глаза повелителю, но не обращал на него никакого внимания. Окружающие недоумевали, отчего государь не отдаст дерзкого шута палачу. За подобную провинность – не приветствовать Властелина мира, перед которым склонили головы покорённые народы могучих некогда стран, – могли отрубить голову любому.

А повелитель лишь с загадочной улыбкой проходил мимо.

Он-то считал, что таким образом Насреддин пытается оскорбить его. И не собирался поддаваться на уловку, недостойную весельчака. Пусть помучается, пошевелит извилинами.

Но Ходжа и не думал разбираться в хитросплетении размышлений повелителя. Он искал причину загадочного поведения Властелина мира и его окружения. А загадочным было то, что во дворце никто никуда не спешил.