Последняя поэма Наталья Патрацкая

1.

Царь прикоснулся к знатной даме,

сказал ей нежные слова,

и намекнул: «Не будь упрямой,

сегодня стонет голова».

И дама вспыхнула очами,

и повернулась вся к царю:

«Мой царь, я жду лишь Вас ночами!

Коль буду взята ко двору».

Царь не обиделся, напротив,

ей улыбнулся всей душой,

но встреча их была короткой,

пока ведь царь ей был чужой.

Пришел царь к даме без охраны.

Она его в ночи ждала.

К ней прикоснулся, словно к ране,

он так хотел, чтоб не ушла.

Она прелестна без корсета,

с каскадом огненных волос.

Царь полюбил ее кадетом,

и молодел, почти до слез.

Обнявшись нежно на прощанье,

оставив огненную страсть,

царь поспешил на заседание,

где он был все, где он был власть.

2.

Ложе утопало в кружевах.

Шелк светился в красном балдахине.

Дама не нуждалась в куче свах,

бедра были стянуты бикини.

Талии изгиб таил красу

нежного и стройного создания.

Она гребнем трогала косу,

ожидался царь, опять свиданье.

Взгляд, сверкая, плыл из-под ресниц.

За окном гремело. Звук кареты.

Топот лошадей и крик возниц.

Ей хотелось тронуть сигарету!

Царь вбежал, ботфортами скрипя,

шпага зацепилась вмиг за штору.

Стулья полетели, всех слепя,

словно бы вулкан ворвался в нору.

Быстро взял красивый бледный стан,

ослепил улыбкой лучезарной.

Царь был и в любви слегка педант,

не терпел он реплики базарной.

Он сорвал случайно ожерелье,

он порвал всю видимость одежд.

Царь любил с высоким вожделением,

в трепете ласкаемых надежд.

3.

Канделябры на камине,

отблеск зарева свечей.

И царя уж нет в помине,

тишина сплошных ночей.

Боже, стук коня в подворье!

Ропот слуг и суета.

Дама встала с изголовья.

Без прически. Жизнь проста.

Хрупких плеч прикосновение

царь в томление ощутил,

вновь впадая в наваждение,

от проблем он с ней остыл.

Дамы ласки, просто сказки,

упоительно остры,

не нужны здесь власти маски,

их движения быстры.

Встречи час проходит быстро,

царь седлает вновь коня.

Даме дни глухого быта,

быть должна всегда одна.

Ставни окон закрывают,

все задвижки на запор,

к даме прочих не пускают,

слуги всем дают отпор.

4.

Узнала однажды царица

от верных подружек и свах,

что в тереме, словно в темнице,

живет царя дама, да, крах!

К сопернице не было злобы,

а чувство свободы – пришло,

о князе вдруг вспомнила, чтобы

ей ревности чувство не жгло.

Был князь, что знакомый ей с детства,

красавец, усатый брюнет,

от ревности нет лучше средства:

измена к измене. Иль нет?

Гонца посылает с нарочным:

«Явись ко мне, князь, на крыльцо,

и чувство мое к тебе – прочно,

храню я твое лишь кольцо».

Царица и князь развлекались,

когда появился вдруг царь.

Конечно, они испугались,

и царь вдруг царицу-то цап.

Она притворилась невинной:

«Да князь-то к тебе заглянул».

Дары князь царю шлет с повинной,

и пир на весь мир царь загнул.

5.

Три четверти года прошли как мгновенье,

царевич у дамы рождается в срок.

Царица отстала без лишних сомнений,

и князь народился, как добрый оброк.

Слегка перепутаны карты столетия,

истории путы совсем не впервой.

Прошло у двух пар очень бурное лето,

но каждый считал: «Там, где надо, там свой».

И все-то отлично. Живут, подрастая,

два сильных парнишки на общем дворе,

и вместе страной они той управляют.

А кто из них главный? Да общий дворец!

Один, коль на троне, другой, как советчик,

другой если воин, то первый монарх,

природа смешала, и только разведчик,

мог все разгадать, где родителей прах.

И только однажды ребята вцепились,

и чуть не до драки тут дело дошло.

Они, всем понятно, в царевну влюбились.

И все тут смешалось. Ну, значит, дошло.

Все стало похоже на прежние пары,

все вновь перемешано, словно тогда.

Царь даму любил. И царевна – князь – пара.

Одним словом, стало? Да так как всегда.

20-21 сентября 2003

Болезнь подкралась как змея

тяжелой нечестью,

когда совсем не встала я,

жизнь стала вечностью.

И кислород в носу моем

шумел не медленно,

в реанимации не ной,

жизнь стала бледною.

КТ – четыре у меня,

от легких только шум,

и всю исследуют меня,

у медицины – ум.

Я вся подключена была

к приборам, трубочкам.

Порой в воде своей плыла

гусем иль курочкой.

Лежать все время на боку,

дышать сквозь усики,

я в Боксе ела на духу,

подгузник – трусики.

Какой-то дикий маскарад,

и новогодний плен,

но доктор вдруг сказал, что рад,

я победила тлен.

И на девятый только день

лежу в палате я.

И кислород в носу как тень,

но слабость знатная.

Еще почти я не хожу,

дыхалка звонкая,

но я в палате, я лежу.

А иглы тонкие.

Короче, что тут говорить,

недели три прошло,

когда я вышла из ворот,

И я пошла, пошла…

Прививки были у меня,

и даже целых две,

но заболела, не кляня,

и так шла по судьбе.

Не так все радужно пошло,

на МРТ мой путь,

ковид в мозги мои вошел,

и это просто жуть.

Мозги и сердце берегу,

и пью таблетки я,

я от себя не убегу,

хожу как в клетке я.

22 янтаря 2022

Сто метров. Тормоз. Ехать.

Сто метров. Тормоз. Путь.

Москва стоит рядами авто пробок.

Водители несутся по кольцу,

машины едут и стоят бок об бок,

и на венчанье не успеть к венцу.

Стоит Москва, столица автостопа!

Стоит Москва под снегом и потопом!

"А я не поеду, не поеду в Москву!

А я не хочу, не хочу стоять в пробках.

Я лучше у леса примну всю траву.

Я лучше пешком пройду тихо и робко.

Стоит Москва, столица автостопа!

Стоит Москва под снегом и потопом!

А я не хочу тормозить по сто метров.

А я не хочу ехать тихо и метко,

Всегда у кого-то стоять за спиной.

О, Господи, Боже! Да, что ж ты, не стой!

Ну, дай мне проехать, дай выйти на волю,

Давно я не ела, терплю я до боли.

Москва стоит, стоит моя столица,

уж лучше бы ты ехала на спицах.

Велосипеды меньше места занимают.

Велосипедисты меж собой не лают".

– Так пела сидя девушка в авто.

А тут один, устал стоять по пробкам,

из пистолета стрельнул и не робко.

Стрелял он в тех, кто ехать так мешал,

и с кровью свою нервность он смешал.

"А я пойду пешком без автостопа,

Нырну в метро, где нет машин потопа",

– Мечтала девчонка, сидя в пробке.

Для столицы нужны новые машины,

Надо в них удобства все вместить.

Люди – роботы столичные мужчины,

"Тормоз – ехать" – две команды в них внедрить.

Очень трудно быть в столице на колесах,

не уснуть бы за рулем в забвенье грезах.

Дружные потоки столицу покрывают,

целые потоки мучаются зря,

нервы и здоровье за рулем срывают,

и за руль садятся, чуть взойдет заря.

Стоит Москва, столица автостопа!

Стоит Москва под снегом и потопом!

Вот она – столица, странная девица,

косы распустила, словно шлейф дорог,

и сидит девица за рулем, как львица,

и давно сомкнула от молчанья рот.

Нет, не успевает, венчанною не быть,

на алтарь упала солнечная пыль.

Сто метров. Тормоз. Ехать.

Сто метров. Тормоз. Путь.

9 ноября 2007

Где-то в жарком регионе

среди ветра и песка,

среди танков полигона,

он родился для броска

в новый век иных идей

среди пары лебедей.

Ездил с папою и мамой

по прекраснейшей стране.

Гарнизоны были домом,

рос на танковой броне.

И однажды он подрос,

в голове возник вопрос:

«Кем же быть на этом свете?

Быть как папа генералом?

Быть ли летчиком как ветер?

Или схем всех адмиралом?»

И однажды он решил,

что достигнет он вершин.

Он поехал в город – лес,

где МИЭТ краснел боками

среди лиственных чудес.

Он был принят в мир Богами.

Он учился, он учил,

и диплом он получил,

где почти не пахло пудрой,

изучал науки мудро.

И однажды он на танцах

Встретил девушку одну,

и она женою стала.

Полюбил ее. Да ну?

Да, любил. Родились дети.

Он чертил из схем все сети,

что на платах, словно карты,

для диодов, микросхем.

И с женою вместе парой

создал фирму из дилемм.

Год от года жизнь все круче,

он идет всегда на кручи

новых фирменных проблем.

В мировой системе Блиц

создавая свой раздел,

охраняемых им лиц.

Фирму создал, свой удел,

в ней всегда так много дел!

Где-то в лучшем регионе

среди леса и домов,

на зеленом стадионе

плат, как вестников веков.

Дифирамб ему писала,

но пошло все вкривь и вкось.

Умер он и кончен сказ,

жизни был он не указ…

7 ноября 2007

Программа копирует файлы,

конструктор остался без дел,

не посланы в пропасть все мейлы,

и грифель вновь пишет, как мел.

Давно ли жизнь вся – мой компьютер?

А надо же, как прикипел!

И мысли тихонечко вьются,

компьютер еще не запел.

Меняются платы сегодня,

идут изменения всегда,

начало собачьего года

тихонько меняет года.

Зачем мне уныние лихое?

Напишем стихи на века,

мне выпало счастье простое

жить с рифмой, а жизнь с ней легка.

Вот ты заглянул на секунду:

«На месте ли я или где?»

На месте сегодня я буду,

пишу я рукой на листе.

В руках покручу микросхему,

на выводы ей посмотрю,

и как же ввести ее в схему?

Как жизнь схему я рассмотрю.

Потом все поставлю как надо,

читается схема моя.

Меняются платы для склада,

заказчиков тихо маня.

Завял мой компьютер, синеет

его голубой лишь экран,

и строчка стоит, файлы реют.

Мой нужный компьютер, мой пан.

Смеются ребята, что в ссылке

сижу за чужим я столом,

разбросано все, нет лишь вилки,

в порядке тут страшный облом.

Здесь умный сидит разработчик,

придет он еще не сейчас.

Строчит карандашик наводчик,

ведь есть на поэзию час.

Мой плоттер завис молчаливо,

он слушает стрелки часов,

программы меняют лениво,

компьютер закрыт на засов.

Мой стол вновь свободен и что же?

Желтеет загрузки строка,

компьютер – великий вельможа,

и жизнь без него так строга!

О кульмане вспомним мы всуе,

был кульман из дерева весь,

и рама железная, всунут

в нее был еще дикий вес.

Чертили на ватмане люди,

чертила и я много лет,

никто труд такой не осудит,

наброшен истории плед.

Сменилась работа, другая

система оценки труда.

Немного она дорогая,