Жизнь кипела. Играла красками. Но все чаще он ловил себя на мысли, что устал быть один. Он не привязывался к людям, всех отгонял, постоянно менял место жительство, ведь помнил, как больно было потерять Любовь. Как больно было каждый раз, когда уходили дети. Друзья. Да даже просто знакомые! И все они знали, что сумеют начать новые жизни, не будут помнить о прошлом, возможно, снова будут вместе. Но не он. Нет. Судьба Никлауса Блэка – умирать, но возвращаться в это глупое тело, сохраняя воспоминания.

Он впервые вернулся в жизнь, в которой его никто не ждал. Всегда знал, что рано или поздно придется отпустить Любовь – она и так прожила ради него почти пять тысяч лет, каждый раз ждала его, встречала, выхватывая из лап Евы, что сторожила его тело. Так почему же так невыносимо было осознавать, что ее больше нет? Почему хаос решил, что только Клаус и Аделин не должны перерождаться, а первым душам просто подарил вечную молодость?

А еще он помнил, что она уже скорее всего родилась. Растет. Где-то там… где-то…

«Найди ее, Клаус. Просто найди. Она уже твоя. Просто пока не знает об этом…»

Клаус не искал перерождение любимой. Не мог. Не хотел. Знал, что она еще ребенок. И знал, что не хочет еще раз ее потерять… Но все равно нашел. И полюбил так, что снова пожертвовал собой.

Вот ведь ирония. В первый раз он умер ради создания Врат, чтобы убежать от невыносимой боли от потери любимой. А во второй раз – чтобы спасти мир ради Блэр. Знал, как это эгоистично. И как больно ей делает.

Но… на что мы идем ради любви, правда?

Боль. Вот и все, что ощущало глупое тело. Она расползалась по организму, словно яд. Отрава. Заглатывала надежды, мечты, любовь… И душу.

Блэр знала, как сильно Аделин желала заполучить ее душу. И, возможно, поэтому сделала вдох, полный отчаяния.

Она кричала, сгорая от пламени, что текло по венам вместо магии.

Блэр упала на холодную землю, мертвую из-за пустот, часто дыша. Липкое тело молило о пощаде, но боль уходила.

Мир был мертв. Или остановлен. Или просто нереален. Блэр не понимала. Она медленно шла, хромая, стараясь не дышать, – так жгло в груди. Оглядывалась, надеясь найти хоть кого-то живого.

– Жалкая сука, ты обещала вечный сон! – воскликнула Блэр, пиная брошенную сумку, но нога прошла сквозь вещь: в этом мире все нереально.

Серая улица, небо, такое хмурое, словно Блэр попала в тюрьму строгого режима, висящее так низко, что, казалось, вот-вот упадет. И придавит к земле, лишая последней возможности дышать…

Блэр продолжала идти, сложив руки на груди, трясясь от холода. Она размышляла, как разорвать сделку, попасть домой, но усталость забиралась в каждую клеточку организма. Она попыталась вызвать крылья, но не сумела. Страх пригвоздил к земле – доступ к магии отрезан.

Хотелось выть. Кричать. Но Блэр вдруг поняла, что ее тут не бросят. Родные придут. Клаус придет… и он правда пришел. Все такой же прекрасный и безумно красивый… В глазах двоилось, пока она неслась к нему, любуясь ямочками на щеках и черными глазами.

– Клаус! – Блэр кинулась на шею любимого прежде, чем успела подумать. Она устала, была так напугана, что не могла сдержать себя. Страх паутиной оплел грудь. И руки, что гладили ее спину, помогали не свалиться в пучину ужаса.

– Я здесь, я знаю, как спасти тебя.

– Но я пошла на сделку с ней.

Блэр поймала взгляд Клауса, заметила пустоту.

– Эй! Все, что тебе нужно, – выйти за меня замуж, пчелка. Проведем ритуал, твоя душа будет моей, и ты сможешь разорвать с ней сделку.

Блэр покачала головой, делая шаг назад. Она стояла на краю обрыва, знала, что неверное решение скинет ее вниз.