Иногда Блэр завидовала людям из мира без магии. Они не скрепляют души. Они вообще не знают, что у них есть души. Живут себе, любят, потом уже нет, женятся, разводятся, делят имущество, детей… Но потом она вспоминала, как хорошо было каждую минуту, каждую секунду, которую Клаус был рядом, и понимала, что никогда и ни за что не хочет лишиться этого.

Спустя два дня в дом пришел бог забвения. Сказал, что ощутил невыносимую боль и решил помочь. Блэр чудом не зарезала бедного бога, крича, что никому не отдаст воспоминания о Клаусе, как бы больно ни было помнить. Но кочергой несчастному досталось сильно – так он настаивал на своем. Такой же упертый, как его «отец»!

Блэр слышала, что собирали волонтеров в дополнение к тем, что уже были в Терравиле. На секунду запланировала отправиться в Портус, чтобы помочь городу, в котором магия разрушала привычную жизнь, но потом вновь легла и покрепче сжала перстень, что Клаус надел на ее большой палец.

Перстень всегда был горячим, от него шла магия Клауса… И она могла слышать его голос. Он просил ее жить… Глупец! Умер ради мойровых Врат, дрейфует себе в хаосе, не ощущает ничего… ни боли, ни тепла, ни любви. Просто ничего. И о чем-то смеет ее просить! Эгоист пустотый.

Лучше бы он был окончательно мертв, ведь хуже всего была надежда, которая одновременно заставляла ее жить дальше, но и медленно убивала, выворачивая наизнанку. Она не знала, сколько его предстояло ждать, стоило ли его ждать вовсе, ведь, возможно, он не вернется, пока она жива. И от этого было невыносимо находиться в собственном теле, с мыслями, что душили ее каждую секунду.

Нет ничего хуже неизвестности. Лучше окончательный проигрыш, чем вечно находиться в подвешенном состоянии и ждать ответа.

Элайджа почти не бывал дома, путешествуя от Портуса до Лостхилла. Возвращался только на ночь, пытался говорить с Блэр, но она молча отворачивалась к стене, сжимая перстень еще крепче. Он ласково гладил ее по спине, делился эмоциями, пытаясь хоть немного отогреть заледеневшую душу.

Зато мама всегда была дома. Блэр пыталась убедить ее, что справится и сама, – страдать на кровати, что тут сложного?! – но она была непреклонна.

«К мойре мир, пока мои дочери на грани!» – кричала Аврора во время споров с хранителями, что пытались убедить ее, что она очень нужна в Портусе. На ее стороне всегда был Элайджа, который понимал, что девочек одних лучше не оставлять.

Блэр знала, что они ждали, когда она что-нибудь сделает. Отец выставил охрану по всему периметру, чтобы не дать ей сбежать. И она бы уже давно отправилась на поиски опасностей на свою пятую точку, но… не понимала, куда идти. А еще знала, что ни за что не оставит родителей в неизвестности, не позволит им переживать из-за ее импульсивности.

Дафна страдала в соседней комнате, но хотя бы находила силы, чтобы привыкать к новой реальности. Она закопалась в книги и записи, которые остались от мойры, изучала новую магию, намереваясь принять эту часть себя.

«Держи друзей близко, а врагов еще ближе», – говорила Дафна, объясняя, почему ей так важно покорить магию мойры. А еще ее перестали мучить кошмары.

Иногда одна из сестер приползала ко второй, и они молча обменивались эмоциями, успокаивая друг друга. Слов не было. Они и так знали, о чем страдали. Смысл говорить вслух?

Боль пыталась поглотить Блэр, разжевать, не оставив даже костей, а по ночам подсовывала сны о Клаусе. Видеть его было невыносимо прекрасно, но после пробуждения неизменно оставались пустота и отчаяние. А надежда угасала с каждой минутой.

Спустя неделю Блэр притащила книги из дома Уайтов, надеясь выяснить, как вернуть Клауса из хаоса. Джейкоба же вернули? Да, это другое, ведь он был просто мертв, но… Блэр знала, где душа Клауса. Оставалось выяснить, как его оттуда вызволить.