Правителя Грозда не зря называли Ястребом, настолько он был стремителен в своих решениях – он буквально опережал Теодорика на несколько шагов вперед.

Едва Теодорик строил пехоту для штурма – как отборные воины ждали на стенах, усилив местный гарнизон. Только он отправлял фуражиров для того, чтобы захватить обозы, которые решили вывести из города – среди крестьян и караванщиков оказывались дружинники, а сами крестьяне были вооружены копьями и кольями – мало какой обоз стоил таких потерь. Это требовало у воинов немало сил, и постоянные обозы ослабляли гарнизон, ведь вернуться было нечего и думать. Ястреб медленно, но верно проигрывал – потому что воинов Теодорика все еще было уверенное большинство. Рано или поздно его люди бы ворвались внутрь. Тем не менее, радовало, что Стюрангард потерял здесь немало времени – а дело было к зиме.

Тем более это приводило в неистовство – ведь рейдеры Теодорика так удачно захватили приграничную крепость, взяв «тепленьким» весь гарнизон, а тут! Какое-то жалкое недоразумение! Он надеялся посетить и Горы, отбитые у горцев у Арн-Дейлцев, и до зимы ухватить кусочек Фахро… Он терял время, понадеявшись на небольшую победоносную осаду и заставить гордого Ястреба бежать из города, бросая своих людей!

Ястреб, зябко кутаясь в плащ, осматривал телеги. Это был мужчина чуть за тридцать, все еще подтянутый, молодцеватый – но в то же время он выглядел глубоко уставшим – щеки и подбородок заросли, глаза впали, на лбу пролегли глубокие не по годам морщины, будто он только и делал, что хмурился.

– Последние нормальные подводы. Остальные придется чинить тем, что под руку попадется.

– Все зерно вывезли, женщин с детьми и подавно. – Отчитался перед ним седой ветеран – по совместительству, он командовал ополченцами – кто был при мечах да кольчугах, кто при вилах – но мужчины были готовы драться поголовно – и без всякого принуждения – Надо торопиться, нам сообщают, что сюда идут подкрепления, точно сомнут.

– Кто остался?

– Да почитайте лишь мужчины, и раненые…

–Раненые? Раненые??? – Ястреб подошел к одной из телег, сдернул с нее холстину – у вас есть раненые, а вы грузите – посуду?!

В сердцах он схватил один из кувшинов и бросил себе под ноги. Второй полетел в торговца, который начал громко причитать об убытках.

– Разгружайте!

– Но господин! – взмолился простолюдин, сняв меховую шапку и машинально отряхнув ее от осколков – у меня жена, детишки… Я… Да как же.

– Вот, держи, и выкидывай горшки обратно! – Ястреб раздраженно, но понимая правоту просящего, кинул ему несколько монет. – Это за горшки. Телегу тебе вернут в ближайшем поселке, что за лесом.

Перестав картинно ломать головной убор, торговец прикрикнул на своего поденщика, и он начал разгружать воз.

–Если все так, как ты говоришь, то когда нам придется уходить, … Мы понесем лишь что уберется в наших котомках. Как бы и так не пришлось потом волочь раненых на плащах, так что все, что может нас замедлить – грузим сей же час.

– Вот эта телега еще нормальная, вашество – крикнул один из крестьян. – Оглоблю бы только поменять…

– Так меняй, быстрее!

Покончив с делами насущными, он сунул руку за пазуху, решив перечитать письмо от Майсфельда – оно было уже не «свежим», но других вестей с запада у него не было. Последнее, что ему написал маркграф – что он вместе с подкреплениями отправляется к Нейтральным горам. Почему он сказал о своей отлучке? Верил, что он не нанесет удар в спину? Или понимал, что на то у него сил не хватит?

Нет, определенно, несмотря на все их разногласия, враг у них, как ни крути, общий.