Казалось, что в самом воздухе еще не затих последний отголосок великой симфонии сотворения мира. Мария и Сергей Львович просто и беззаботно купались, загорали, пили кофе и разговаривали. Они так же просто и естественно вступали в свой миф – миф о мужчине и женщине, какими их задумал Бог. И душу их пронизывал тот же отзвук симфонии сотворения мира. И душа их дрожала тонкой дрожью не от мира сего. Если миф живой, то в него можно войти из любой точки пространства и времени, правда не любому человеку, а только тому, кому разрешено. Им почему-то разрешили. Если и не полностью войти в миф, то, хотя бы, – прикоснуться. А это уже немало.

После Святого Стефана, ближе к вечеру они сидели на балконе у Сергея Львовича. Впрочем, скорее это был не балкон, а почти терраса. Терраса была угловой и открывала два вида: на залив с островом Святого Николая и Старым городом, другой вид – на горную цепь, отгораживавшую долину Будвы от всего остального континентального мира. Часть террасы с видом на море была шириной в размах рук, и там вполне свободно умещались чайный столик и стул. В другой части – с видом на горы – стоял такой же чайный столик со стулом, но там можно было еще и водить хоровод вокруг.

Сергей Львович принес стул с другой части террасы, и они с Марией сели напротив гор с бокалами сока.

– А почему у тебя два столика? – спросила Марисоль.

– Иногда хочется попить кофе с морем, иногда – с горами. Сначала я таскал столик туда-сюда, потом надоело – купил еще один. Удобно!

– А почему у каждого столика по одному стулу?

– Я живу один.

– А гости?

– У меня не бывает гостей.

Мария промолчала. У нее, как заметил Сергей Львович, иногда случался особый вид молчания – «электрический». Посторонние люди его, конечно же, не отличали его от обычного молчания, но тот, кто близко общался с ней, знали, что этот очень важный элемент разговора надо обязательно учитывать. В ответ на фразу Сергея Львовича «у меня не бывает гостей» Мария чуть прищурив глаза, не меняя положение головы, бросила на него быстрый пронзительный взгляд, затем медленно отвела глаза, и на несколько секунд замерла с туманным взглядом и расслабленным лицом. Можно предположить, что в эти секунды внутри у нее совершалась какая-то очень интенсивная умственная работа. Это не была обычная напряженная мысль – ее бы выдала мимика лица. Наверное, это была какая-то объемная работа подсознания. В эти секунды вокруг Марии возникал невидимый кокон напряженной тишины и в нем будто интуитивно слышалось то ли легкое шуршание, то ли потрескивание электрических зарядов.

Мария вернулась в реальность после секундной задумчивости, отпила сок из бокала и стала смотреть на горы. Обычно, чтобы разглядеть пейзаж, надо какое-то время всматриваться, но в этот раз она увидела горы сразу. Горы как-то разом окрылись ей и пошли навстречу. Внизу горы были сплошь покрыты кустарниками и деревцами, чем выше от земли, тем кустарники становились меньше и росли реже, а затем переходили в зеленый ковер из травы. Ближе к вершинам июльский зеленый ковер плавно переходил в августовский желтый и исчезал, обнажая мощную каменную грудь горной гряды. Над каменными вершинами стоял огромный пенящийся взрыв из белоснежных облаков. Каждая складка горы, каждый отраженный блик, каждое пятно тени от облака, – каждый элемент был так ясно виден и был так выразителен, будто горы приблизились на расстояние вытянутой руки. Еще мгновение – и горы заговорят с ней человеческим голосом… Мария тряхнула головой и от вернулась от горного пейзажа.

– Все, хватит! Слишком красиво, перебор… Пойдем в комнату.