Хаара стиснула зубы и глянула на Цурия. Тот кивнул.

– Ладно, мы их похороним.

– Вот и славно. Возвращаемся. Пора менять смену.

Солдаты потянулись за Лларом в лагерь, недовольно бурча что-то вроде: «совсем свихнулись» и «какого хрена мы пёрлись сюда». Хаара тихо выругалась. Цурий и Хэльсин окинули взглядом пространство.

– Дерьмо… тут работки на весь день, я уже с ног валюсь.

– Давайте разрубим их, – предложила Хаара, – в таком состоянии точно не встанут.

Так и поступили. Хаара поймала себя на мысли, что никогда не занималась чем-то столь отвратительным. От трупов ужасно несло, тела раскисали в лужах, образовавшихся от таявшего снега. Наёмники рубили конечности и головы, затем копали влажную землю, размешивая грязь, что забивалась под ногти и буквально въедалась в кожу. К полудню снова начался мокрый снег. Хаара вспотела. Лоб покрылся испариной, волосы прилипли к вискам, щёки горели. Немудрено слечь с лихорадкой после такого, но не могла же она рисковать и всё бросить. Лес дышал, держал их в своих объятиях, и Хаара начинала думать, что ненавидит ряды деревьев, кустарники и бездорожье. Ненавидит то, что скрывается во мраке, что неожиданно приходит, когда ты слабей. Как только станет королевой, она в жизни не вернётся в лес, вообще не станет покидать Архорд. Зачем лишать себя уюта, тепла и чистоты? Они возились почти до вечера, и под конец стали напоминать оживших чудовищ. Промокшие и грязные, наёмники едва добрели до лагеря и потеснились в одной палатке, чтобы провалиться в сон. Оставшиеся часы до дежурства Хаара видела кошмары.

– Это сработает?

– Не знаю, – ответил Этцель спокойно, будто даже в случае провала ничего серьёзного прозойти не могло. Мужчина сидел на деревянной табуретке и следил за тем, как маг протыкает иголкой крошечное детское тельце, а затем выкачивает кровь в полую трубку. От вида этой процедуры становилось не по себе, но ради перспективы вернуть магию можно примириться со всяким. Мужчина коснулся выжженного участка кожи на шее. Клеймённый. Всегда презиравший человеческую жизнь, он был вынужден окунуться в худшую из её версий, смириться с жалкой судьбой и радоваться, что остался жив. А ведь кто бы ни выбрал смерть и предпочёл эти мучения? День ото дня мужчину посещала мысль, что лучше всё закончить, перестать измываться над собой, сбросить рабский ошейник и умереть назло врагам, как вдруг появился Этцель и сказал, что может попытаться помочь. Уцепиться за соломинку перед падением, так ли это важно? Оказывается, даже в отчаянии все живые существа цепляются за жизнь. Наверное, это подсознательное. Никому не хочется покидать бренное тело, а всё потому, что «после» может оказаться ещё хуже. Вдруг на той стороне ждёт Шаах? Если верить легендам, все души магов принадлежат ему. Значит ли это, что на той стороне только муки?

Теперь мужчина сидел и ждал, пока маг завершит подготовку. Неподалёку покоился свежий труп, который пару часов назад был его хозяином. Самодовольный напыщенный урод, он оказался жалок и бессилен перед смертью, и клеймённый надеялся, что сейчас душонка этого мелкого феодала далеко не в Аридоне. Стоило радоваться кончине ублюдка, но даже сейчас, глядя на него, клеймённый испытывал напряжение. То ли боялся, что тот умер не окончательно и сейчас встанет, чтобы выпороть кнутом, то ли то, что всё происходящее сон. А, может, их вот-вот поймают Светоносцы? И будет ли тогда их смерть лёгкой? Может, маг, освободивший его, всего лишь безумец и мошенник? Может, надежда его ложная?

Как только Этцель закончил забор крови, он велел мужчине залезть на подготовленный стол.