При исследовании когнитивных процессов визуализация играет важнейшую роль. «Когнитивные добровольцы» нынче редки, мутная волна хайпа первых лет после изобретения нейро-симулятора когнитивных образов, привлекавшая любопытных и пресытившихся прочими развлечениями, схлынула. Идея, претворенная в жизнь, оказалась не такой радужной. Почтеннейшая публика подостыла, увидев образы своих обожаемых кумиров. Оказалось, все очень не просто. А многого лучше и вовсе не знать о своем кумире. Иначе он очень быстро может стать бывшим. Теперь все больше сканируем по приговору суда, в рамках судмедспихологической экспертизы. Или в ходе следственных мероприятий СПБ (Службы Психологической Безопасности».

А вот еще крайне любопытный образец в коллекции. Серо-серая муть фронта быстро бегущих туч прорывается всплохами необычных, вроде даже светящихся, облаков. Выглядит будто открывшиеся порталы в другое измерение – лучший мир. Но я уже в достаточной степени профессионален и знаю, что лучшего мира нет. И не было. Раскинувшаяся путаница железнодорожных веток, с высоты птичьего полета похожая на клубок спутавшихся горячих спагетти или спаривающихся полосатых змей. Ядовитых. Скрученный пластик тюбика зубной пасты, напоминающий изъеденную коррозией времени спираль Млечного Пути. Змея, уже до половины втянувшая свое гибкое тело в колено укушенного человека, бьющегося в агонии. Интересная интерпретация мифа о смерти Вещего Олега? Забавный образ, не находите? Или, скорее, пугающий? Судить не вам и даже не мне, для этого есть специально подготовленные специалисты. Судебные психиатры так вовсе готовы руки нам целовать. А вот тут, в деревенской избе на выскобленном дощатом полу, одетая лишь в начищенные кирзовые сапоги, валяется мертвая голая девушка с порубленной головой. И капли крови на досках полу, будто светящийся рубиновый нимб вокруг головы убиенной. Убиенной невинно. Впрочем, убиенные всегда убиенны невинно. Так уж повелось. Животное, фигурой, окрасом и кисточками на ушах напоминающее рысь, но с тупой обезьяньей мордой, из распахнутой пасти мерзко капает жадная мутная слюна, ловко карабкается по жердям стены хлипкого строения к трем сидящим на покрытой мхом крыше раненым аистам.

Снимаю очки дополненной реальности. Пока я лишь лаборант когнитивных образов, но надеюсь дорасти до офицера психологической безопасности. Если раньше не сойду с ума. И не начну убивать друзей и соседей. Как предыдущий лаборант, вообразивший себя вампиром и получивший в народе прозвище Психосос, архив чьих когнитивных образов я только что изучал.

Я наслаждался последним днем отпуска, никого не трогал, неспешно смаковал литрушку пива. Запиликал мобильник.

– Что ты квелый такой? Мух ноздрями ловишь?

Единственный оставшийся в живых дядя моей супруги – не смотря на возраст, мы звали его Саня. Похожий на одутловатого Деда Мороза, растерявшего свое благообразие под действием длительного приема горячительных напитков, пенсионер с тремя квартирами, тремя гаражами, полутора десятками старых КАМАЗ-ов и сдаваемой в аренду промышленной базой, несмотря на слоновью грузность и внешнюю неуклюжесть, высокоактивный диабетик был пронырливым, молодым не угнаться.

– А что ты предлагаешь?

– За водой поедем?

Казалось бы, что сложного съездить на родник за водой? Мы это проделывали регулярно. Не тут то было!

Он и раньше был порядком эксцентричным: мог забыть куда едет и вместо кладбища поехать в магазин; любил рассказывать небылицы про свою ныне покойную супругу (вплоть до попытки зарезать его во сне ножницами); был вороват, внушая ужас соседям по СНТ и подъезду (ближайшие к Саниной фазенде соседи уже просто обреченно забросили свои дачи). Месяцами возил в багажнике два огромных ведра с конским навозом; развел в машине тараканов вымахавших на постоянно забываемых в машине продуктов до размеров поистине титанических. Дурашливо прикидывался глухим, порой доводя продавщиц в магазинах до истерики; поливал яблони соседей по даче электролитом из аккумулятора; при встрече с черной кошкой плевал через левое плечо и кричал: Брысь, тьфу-тьфу-тьфу! А то еще однажды нашел мобильный телефон и начал обзванивать с него банки, где имел вклады, сообщая о минировании. Короче, крендель еще тот. Но самой основной черной его хаотичного характера была безудержная безграничная суетливость. Он всегда был суетлив, но после смерти жены превзошел сам себя – и мы за глаза прозвали его Суетологом. И если суета опустошает человека, то в Сане было столько суеты, что она не могла опустошить сама себя до дна. Сам же себя он любил именовать Марципаном. Причем и нас просил его так величать.