Глава 2

Плохо…

Я лежу на чем-то жестком. Очень жестком. Что-то сверху навалилось на меня. Сверху впиваются крючья. В мое тело. И снизу. И с боков. Как на дыбе. Всё тело горит. Меня трясет. Как куклу трясет ребенок. Наказанный ребенок. Который мстит своей кукле. Плохо… Так плохо…

Я пытаюсь повернуть голову. Не получилось. Слабость. Меня рвет. Потом еще раз. Боль всё сильнее. Я стону. От этого стона разрывает глотку. Еще больнее. Но не могу не стонать. Так плохо…

Я открываю глаза. Я лежу в какой-то комнате. Откуда-то сбоку свет. Страшно яркий. Выжигает мне глаза. Больно! Везде больно. Словно горишь снаружи и изнутри одновременно. И что-то наваливается на грудь. Едва дышу. Меня снова тошнит. Хотя уже нечем. Плохо…

– Ломает? – орет чей-то голос. В ушах звенит от этого крика.

Я хриплю. Рот пересох. Язык распух. Он не слушается меня.

Я снова открываю глаза. Словно смотришь через очень грязное стекло. Кривое стекло. Весь мир где-то там. За грязным кривым стеклом. Плохо…

– Выпей.

Что-то подносят к моему рту. Глотать почти невозможно. Я захлебываюсь. Меня снова рвет. Плохо…

– Еще, – громко говорит кто-то. В рот снова льется что-то очень густое. Оно утоляет жажду, и я с трудом, но глотаю. Жду, что меня снова вырвет, но этого не происходит.

– Еще глоточек, – спокойно произносит кто-то. Я делаю глоток чего-то похожего на мед, очень густого и сладкого. Что бы это ни было, оно так приятно скользит по пищеводу в желудок и словно остужает его, снимая сжигавшую меня изнутри боль.

Я открываю глаза. Всё еще больно, но совсем не так, как раньше. Свет совсем слабый – он льется из коридора, отделенного решеткой от комнаты, в которой я лежу.

– Где я? В тюрьме? – с трудом спрашиваю я.

Смешок.

– Не угадал. Ты в гостях у друга.

Я знаю этот голос. Бигбой, тот самый странный мужик, который выкупил меня у бандитов Отца Ахмеда после того, как я неудачно инвестировал деньги криминального авторитета.

– Сядь, – негромко, но с командными нотками в голосе говорит Бигбой. Он стоит рядом с кроватью, на которой я лежу. Очень даже неплохая кровать, широкая, с мягким матрасом и толстым одеялом, застеленная чистым бельем.

Я сел, хотя и с большим трудом. Мышцы все еще болели, но это была совсем не та боль, которая терзала меня еще совсем недавно.

– Еще выпьешь? – спросил Бигбой. В левой руке он держал маленькую глиняную амфору, которая выглядела так, словно ее украли из реквизита, предназначенного для съемок фильма о подвиге трехсот спартанцев. В правой руке – самый обычный одноразовый картонный стакан.

– Да, – сказал я и сразу почувствовал, что глотка перестала пытаться разорваться на части от звуков моего собственного голоса.

Бигбой наполнил стакан из амфоры и протянул его мне.

– Что это? – спросил я после того, как залпом выпил всё.

– Мы называем эту штуку вересковый мед, – с усмешкой ответил Бигбой, откровенно наблюдая за мной. Но меня это нисколько не волновало.

Вам когда-нибудь приходилось в первый раз вставать с кровати после серьезной хирургической операции, которая закончилась благополучно? Когда мучавшая вас опухоль погребена в баке для биологических отходов, боль в тех местах, где ваше тело резал скальпель, уже почти прошла, а впереди вас ждет много лет жизни в добром здравии и радости? Именно так я себя сейчас чувствовал – словно прошел через ад и получил в награду за это новую жизнь. И не просто какое-то жалкое существование, а жизнь, полную ласкового тепла, светлой радости и надежд на будущее.

Я протянул стакан за новой порцией, даже не задумываясь, что я делаю.

– Хватит, – сказал Бигбой. – Вересковый мед – не та штука, которую можно пить сколько взлезет. Достаточно и того, что тебе полегчало.