С другой стороны, мое воспоминание удивительно похоже на твой набросок поля боя, Карел. Так что получается пятьдесят на пятьдесят. Однако там точно не было двадцати зрителей. Там была вся наша семья, дядя Кут, тетя Винки, Ау Исак, но не было чернокожих детишек. Невидимость чернокожих при апартеиде могла исказить мои воспоминания в этом плане.

Заключение. По мере того как разговор продолжался, на память каждого так повлияли воспоминания других, что мы почти пришли к соглашению о ключевых событиях происшествия: примерном расположении поля бойни, появлении живых змеиных детенышей, числе змей, использовании огнестрельного оружия и найденных на месте подручных инструментов для убийства детенышей. Пусть мы и сохранили некоторые первоначальные впечатления, с которыми приступили к спору, но никто не считает, что другие нагло врут.

Опыт нашей семьи в сравнении личных воспоминаний согласуется с моей находкой о том, что мозг обновляет «правду» каждый раз, когда вы ее пересказываете. В отношении утверждения мемуаристки о том, что ее история правдива, я могу только заключить, что самое сильное заявление, которое она может сделать об истории из ее прошлого, особенно для той, у которой нет свидетелей, – повествование правдиво «по воспоминаниям и утверждениям рассказчика»[17].

Часть 3.

Почему я все еще могу писать, и есть ли другие страдающие деменцией, которые точно так же утратили способности в одной области своей жизни, но сохранили в другой?

Источники информации: статьи по нейробиологии из рецензируемых журналов, научно-популярные журналы, интервью со специалистами из сферы здравоохранения и личные наблюдения.

Результаты. Я не единственный человек, который вроде как «симулирует»! Например, моя подруга-психолог рассказала о бывшем профессоре философии из ее альма-матер, который больше не может самостоятельно мыться, одеваться или есть, но ведет философские дискуссии по всем канонам с навещающими его коллегами. Горстка рецензированных неврологических исследований также сообщает о «неожиданном сохранении когнитивных функций у людей с деменцией». Например, в неврологическом журнале «Brain» ученые Джулия Хейлстоун и Рохани Омар рассказывают о случае шестидесятичетырехлетнего клавесиниста-любителя с деменцией, вызванной не болезнью Альцгеймера, который «практически не понимал устную и письменную речь», «был немым» и не осознавал назначение «таких предметов, как штопор или камертон», но тем не менее демонстрировал способности, «необходимые для игры на [его] инструменте», «зрительно-перцептивные способности для чтения партитуры» и «когнитивные функции, участвующие в истолковании нотных знаков», что подтверждается его исполнением «технически сложных, структурно богатых композиций в выразительной манере».

Во время поисков сообщений об опыте переживания деменции я наткнулась на бестселлер Дэвида Шенка об Альцгеймере, «Забывание». Во время своего исследования Шенк обнаружил Морриса Фриделла, профессора социологии, диагностированного в пятьдесят девять лет, чьи последние годы преподавания, четыре года до диагноза, ужасающе похожи на мои: «…Ему стало трудно вспомнить, что обсуждали студенты на занятии. Позже он не мог вспомнить, о чем говорил с матерью буквально только что. В кабинете нейропсихолога он не смог рассказать о фильме, который видел лишь вчера вечером. Врачи провели обычные тесты. Он набрал высший балл по краткой шкале оценки психического статуса [тест, который проводится в кабинете врача: в него входит определение способности пациента ориентироваться во времени, способности повторить три не связанных между собой слова сразу за врачом, способности дать названия объектам, читать и следовать инструкциям]. А вот на сканировании мозга он справился не так хорошо…»