– Чтоб тебя. – сказал Арон, глядя в заросшее бородой лицо. – Разбудил меня, отказываешься наливать… Капитан мог бы и сам прийти, если ему так нужно. – твердо ответил юноша.
Иакинф сделал выдержанную паузу, осмыслив сказанное. Слова, произнесенные Ароном, прозвучали грубо, но только у него было право так разговаривать со старым пиратом. Ведь он ему был за место отца, даже заменил лучшего друга, вырастив и полюбив его как собственного сына. Любой другой, сказавший подобным тоном, тут же пересчитывал бы зубы, но не он. Иакинф его и пальцем не тронет, только подзатыльника врезать, не более. Но повзрослевший Арон в корни все изменил, превратившись из беззаботного мальчика, жаждущего морских приключений, каким его видел Иакинф, в пьяницу и заядлого посетителя борделей.
– Посмотри на себя, ты весь в вине и эле! Все штаны посадил на пятна, тут тебе не прачечная, мальчишка! Пора бы уже серьезно относится ко всему, а не дерзить, как птенец, только что вылупившийся из яйца… Да, ты повзрослел, но ты все ещё пират, пират, а не капитан… Чувствуешь разницу сопляк?
Арон посмотрел на Иакинфа, словно давая понять старику, что в его глазах читалось осознание сказанного и прощение за грубый тон. Так они молча простояли какое – то время, смотря друг на друга предупредительным взглядом. Вскоре Иакинфа положил на бочку вещи и кинжал, которые принес с верхней палубы, и поспешил стремительно покинуть трюм. Это были вещи Арона, надежно припрятанные на сохранение. Поднимаясь по лестнице, он вдруг остановился и развернулся к глядящему на него худощавому парню в обносках.
– У капитана тоже когда-нибудь закончится терпение, ты же понимаешь? Он не может терпеть тебя вечно, поэтому в этот раз постарайся не наломать дров, ладно? – спокойным тоном вымолвил он стоявшему внизу Арону и смотревшему на него с недоумевающим выражением лица. – Одевайся, жду тебя на верху через пару минут… Да и потом, ты уже два дня не выходишь из этого винного погреба. Пора бы освежится, – промочить горло морской водой и пеплом. – с насмешкой сказал Иакинф.
– Ты же знаешь, на то была причина. – с серьезностью произнес Арон словно оправдывая себя и немного нахмурившись и отвернувшись в сторону параллельно уставившись куда то в пустоту.
– О да, и еще какая причина… Арон! – воскликнул Иакинф! – Молодой, морской волк, штурмовавший бордели, бравший на абордаж военные флоты и не боявшийся пыла морских сражений, потерпел самое сокрушительное поражение от женского сердца.
– Уйми свои фантазии старый пират. – опять сгрубил мальчишка. – Это здесь совсем не причем.
– Ну да ну да… Только не нужно меня уверять что твой трех дневной запой был в знак расторгнутого контракта с ублюдком и его бандой… Я не поверю.
В ответ на это Арон тяжело вздохнул. Он понимал, что Иакинф был полностью прав ведь он ненавидел ублюдка, тщеславного и жадного до наживы, мародера, который готов родную семью продать за звон золотой монеты. Но когда капитан расторгнул с ним соглашение, Арон был одним из первых если не первым кто вздохнул с облегчением.
– Кем она хоть была, твоя ненаглядная?
– Не сейчас, возможно однажды мы порыбачим с тобой у мыса изгнанников, и я расскажу тебе о ней. – улыбнулся Арон, оголяя свою белоснежную улыбку.
Старый волк кивнул в ответ и тут же покинул трюм, оставив факел, предварительно вставив его в подставку. Помещение было освещено, а из – под досок, укрепляющих корпус корабля, были слышны удары бьющихся о дно корабля волн и легкий запах пепла. Это были безымянные острова, подумал Арон, стягивая с себя рубаху, больше похожую на балахон, нежели на одеяния. Откуда еще могло нести запахом пепла, вновь спросил он у себя в голове. Изорванные одежды он откинул в сторону и приступил стягивать штаны. Затем пришла их очередь отправиться в след за рубахой. Аарон был абсолютно босым, но Иакинф принес ему сапоги, не какие – то новые, только что купленные на рынке у кожевника, но вполне сносные. На его молодой, крепкой спине был отчетливо виден продольный разрез, начинавшийся от поясницы и заканчивавшийся в области лопаток. Такую травму можно было получить только от удара мощного топора или меча, и удивительно, как он до сих пор остается жив, но рана вполне успешно затянулась и зарубцевалась, став неотъемлемой частью Арона. Для пиратов такие отметины были частью морской жизни. Ведь постоянные стычки с врагами, которых у них было предостаточно, не могли проходить бесследно. Но, судя по его лицу, это ни сколько его не тревожило, а даже наоборот раззадоривало. Шрамы украшают мужчину, думал он, прежде чем переступить порог очередного борделя, где своими морскими историями он завораживал любую красотку. Даже неоднократно ему удавалось располагать к себе женское внимание абсолютно бесплатно. Дамы настолько были зачарованы его рассказами, что забывали обо всем и погружались в объятья молодого морского волка, позабыв о плате. Пока Арон одевался, он прокручивал в памяти всех девушек, с которыми когда – то спал, где и в каком месте это происходило, и по довольной ухмылке на лице было похоже, что он провалился в свои воспоминания и вновь переживает те безумные минуты страсти. Он поспешно натянул штаны, заправил в них рубаху, вставив свой золотистый кинжал в ножны. Кинжал напоминал извивающеюся змею, из пасти которой произрастало острое лезвие. Затем пришла очередь ожерелья, в одиночестве лежавшего на бочке с вином. На вид оно напоминало серебряную пластину в виде сферы с непонятной гравировкой, одиноко лежавшее на бочке, ждавшее своего часа. Это был дар покойной матери Арона, которая, как ему рассказывал Иакинф, была женой кузнеца и погибла рано, почти сразу после его рождения. И так он оказался здесь, среди бандитов, убийц и пиратов, ставших для него привычной средой обитания, и ему было комфортно среди них, а по другому он жить и не мог.