Гест привел своих гостей на обширный открытый двор, окруженный колоннами, и мраморным фонтаном посередине. Из этого двора был проход во внешнюю галерею. Её голые кирпичные стены не отвлекали от благочестивых мыслей, коим должны предаваться верующие пере вступлением в храм. Вход в следующую, внутреннюю галерею, был украшен искусной мозаикой Приснодевы, восседающей на троне. По правую и левую руку Богоматери стояли два императора: Константин держал на ладонях город, Юстиниан преподносил храм святой Софии. Харальд внимательно рассматривал мозаику, стараясь запомнить все подробности. Потом фреска, изображавшая конунга Ярицлейва Мудрого со храмом Святой Софии в руках, появилась в Кэнугарде, и нетрудно догадаться, кто навел конунга на такую мысль .

Дубовая дверь, ведущая во внутреннюю галерею, или нартекс, была окована бронзой. Раньше на дверях красовались имена императоров Феофила и Михаила Победителя, но позже имя Феофила сбили, ибо он впал в иконоборческую ересь. В нартекс не возбранялось входить язычникам и кающимся христианам, отлученным от церкви за прегрешения. Всякому открыт доступ сюда, дабы он восхитился мраморными стенами и высокими сводами, сплошь покрытыми золотистой смальтой. Проемы над окнами украшали гирлянды цветов, выложенных из разноцветных каменьев.

Три двери вели из нартекса в храм, а над дверями – напоминание о бренности земного величия. Дивная мозаика изображала Господа на троне, слева от него в круглых медальонах можно было видеть Богородицу и Архангела Михаила с мерилом в руках. Лик архангела был суров, Богородица же простирала к Спасителю руки, умоляя простить императора Льва Философа, распростертого у подножья трона. По-разному толковали назидательным смысл мозаики. Одни говорили, что император проси заступиться за грешный народ, иные же уверяли, будто он каялся в собственных прегрешениях. Харальд смотрел на босые стопы небесного владыки, к которым склонился владыка земной, и огорченно думал, что Господу нашему, кажется, не часто приходилось ездить верхом. Все-таки он никак не мог уразуметь, отчего Сын Божий, а это, как ни считай, весьма знатное происхождение, ходил пешком наравне с простолюдинами.

По обе стороны от царского входа на высоте человеческого роста имелись ниши с иконами. Гест встал на колени перед иконой и перекрестился. Поднявшись с колен, он пояснил:

– Здесь можно исповедоваться, если стыдно идти к священнику.

– Смотрите, на полу яма! – воскликнул Ульв.

И действительно, великое множество людей стыдились признаться в своих грехах духовной особе. Они тайно исповедовались иконам, и их колени постепенно протерли углубление в мраморном полу. Не считая внешней галереи и нартекса, Великая Церковь состоит из трех нефов, или кораблей, словно вставших борт о борт в тихом фьорде. Один корабль огромен, а два корабля по его бокам, чуть пониже. Но даже под сводами двух малых нефов могли бы уместиться и «Длинный Змей», и «Малый Змей», и «Журавль», построенные по приказу конунга Олава, сына Трюггви. И не только поместиться, но и расправить свои паруса и раскинуть сорок пар длинных весел. При этом их изогнутые носы со змеями и птицами вряд ли бы дотянулись до половины высоты бокового нефа.

Через двойной ряд колонн Харальд вошел в центральный неф. Задрав голову к потолку, он понял, почему послы конунга Вальдемара Старого, вернувшись из Царьграда, поклялись перед дружиной, что нет на земле зрелища чудеснее, чем церковная служба у греков. Послы уверяли, что невозможно забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького. Харальд был готов подтвердить каждое слово послов. Удивительно, но внутри Великая церковь казалась гораздо выше и больше, чем снаружи, словно божественная сила раздвинула её стены. Сотни колон поддерживали своды. Их выломали из языческих капищ в разных частях света. Так, из храма Аполлона в Риме было доставлены восемь порфировых колон, а из храма Артемиды в Эфесе привезли восемь колон зеленого мрамора. Теперь они стояли рядами в два яруса, служа славе Господа. Каменные стены, разделявшие нефы, казались легкими и ажурными. Два яруса колонн поддерживали закругленные стены, прорезанные высокими окнами. Мягкий блеск мрамора мерк пред золотым сиянием, изливавшимся сверху. Выложенный мозаикой главный купол постепенно возносился вверх, вырастая из двух средних полукуполов, расположенных ниже, а те в свою очередь располагались над полукуполами меньшего размера.