Постепенно туман начал рассеиваться. Над морем встало солнце, и его лучи быстро нагрели воздух. Молочная муть поплыла клочьями, и открыла корабль, лениво покачивавшийся на едва ощутимой утренней волне. Это была одна из десяти огненосных хеландий, денно и нощно стороживших греческую столицу. Харальд не знал, как называется выглянувший из тумана корабль, но сразу же догадался о его предназначении. Огромная хеландия имела три мачты. Паруса были спущены и прилежно свернуты. Вдоль высоких, как крепостные стены бортов, шли три яруса отверстий, предназначавшихся для весел. Верхние отверстия были закрыты кожаными заглушками, а весла нижнего яруса опущены в воду. Норманн узрел решетчатый помост на носу корабля и догадался, что там стоит сифон, извергающий пламя. В первых лучах солнца блеснули шлемы воинов, охранявших огнеметательную машину. Туман рассеялся, и за одной хеландией показались еще несколько, покачивавшиеся поодаль. Харальд завороженно смотрел на огненосные корабли и только спустя некоторое время заметил самый большой и самый богатый город на всем белом свете.
Как не быть этому граду богатым, когда он стоит между Западом и Востоком и все торговые пути сходятся в одной точке? Достойно удивления, что греки не сразу поняли преимущество этого места. В Земле греков был Оракул, или языческое капище, имевшее пребывание в Дельфах. Там у высокого треножника сидела прорицательница-вельфа, именуемая пифией. Она вдыхала ядовитые пары из расщелины, подобной многим расщелинам в Исландии, откуда веет запахом серы и которые, несомненно, ведут в преисподнюю, где черти мучают грешников. Под воздействием адского пара пифия прорицала, но речи её были туманными, как испарения из расщелины. Иногда в её смутных речениях мелькала искра божьей правды. Дельфийский Оракул посоветовал основать город «напротив слепых». Долго раздумывали греки, кого Оракул назвал слепыми, и только потом догадались, что слепцами являлись люди, жившие на азиатском берегу и не видевшие, что напротив них лежит удобная гавань. Получив пророчество, греки основали город и назвали его Византием по имени своего царя, а может, по другой причине.
Вопреки пророчеству о блистательном будущем, Византий долго оставался небольшим рыбацким селением. Но пророчество исполнилось, когда император Константин Великий решил перенести столицу империи из языческого Рима в новый город. Он нарек его Новым Римом. Прежнее имя не было забыто. Ученые мужи по сей день предпочитают называть город на старинный лад: Византием. Сей град также именуют Константинополем, в просторечии же говорят: Истинополин. Среди славян он известен как Царьград, в Северных Странах его величают Миклагардом, то есть Великим Градом. И думается , что наше название самое точное, ибо воистину это самый великий из всех великих городов и ничто на свете не может с ним сравниться по размеру и великолепию.
Воды двух морей сталкиваются здесь и, смешав свои потоки, разделяют два материка. Поток с севера, волнуясь и как бы кичась, что он касается берегов Азии и Европы, подходит к городу. И кажется, видишь ты перед собой спокойно текущую реку. То, что лежит налево от этой реки, стиснуто высокими берегами, открывая восхищенному взору рощи, красоту лугов и всего остального, что лежит на противоположном материке. Расширяясь здесь, Босфор отходит от города в южном направлении, отстраняя от него Азию возможно дальше. Здесь поток уже называется Пропонтидой, или Предморьем, а иной раз и Мраморным морем. Великий Город стоит на европейском берегу. С востока священный град омывают волны Босфора, с севера – тихие воды залива, называемого на нашем языке Сьявирдарсундом, а славяне сокращают его до Суда. Что касается греков, то для них эта бухта суть Золотой Рог. И подлинно, длинной и слегка изогнутой формой залив напоминает рог для возлияния. Залив сей спокоен, и нет на нем никогда волнения, как будто здесь положен предел для бури и волнам запрещено здесь появляться из почтения к городу. Если случается, что в зимнюю пору бурные ветры дуют на морях и обрушиваются на пролив Босфор, то корабли, достигнув входа в Золотой Рог, попадают в тихое место. Они могут идти без опаски и становятся на якоря, где им угодно без всяких мер предосторожности.