Что касается Ярицлейва, то он не пал духом после поражения. Он мудро примирился с братом, разделив земли по Днепру. За Ярицлейвом остался Киев, за Мстиславом – Чернигов. Впрочем, было замечено, что Ярицлейв конунг большую часть времени предпочитал проводить в Хольмгарде. Наверное, его колебания по поводу переезда в Кэнугард отчасти были связаны с нежеланием иметь близкое соседство с Мстиславом и его удалой дружиной, для которой князь не жалел ни денег, ни яств, ни питья. Дружинники платили князю верностью и всегда были готовы к дальним походам.

Свеи охотно приняли Харальда в свой круг, усадили его на лучшее место и поднесли ему и исландцу Халльдору по братине муры. Норманн внимательно слушал, говорить же старался поменьше. Что касается исландца, то он открывал рот только для того, чтобы выпить. Они квасили еще два дня, а на третий день Асмунд обвел рукой товарищей и сказал:

– Ты видишь, мы хороши на пиру и столь же храбры в бою. Однако среди нас нет мужа знатного рода. Нам нужен морской конунг, чья родословная восходит к богам. Мы с радостью встали бы даже под знамя ребенка. Не согласишься ли ты стать нашим предводителем? Тогда мы отправимся с тобой в Миклагард.

Стараясь не поддаваться хмелю, Харальд пожал плечами.

– Не ведаю, чем вам помочь? Я человек незнатный.

Асмунд только улыбнулся на его речь:

– Когда мы были дружинниками, стольконунг рассказывал, что видел при дворе Ярицлейва знатного урмана, младшего брата норвежского конунга Олава Толстого. Он выделялся необычайно высоким ростом и по описанию очень похож на тебя. Если ты хочешь скрывать свое настоящее имя, твоя воля. Мы же сочтем за великую честь служить потомку Инглингов.

Вернувшись с попойки, Харальд крепко заснул, а утром также крепко задумался. Ярицлейв Мудрый советовал не привлекать излишнего внимания к своей особе. Но вдруг в Миклагарде его ждет ловушка? Вдвоем с исландцем они вряд ли отобьются, тогда как целую дружину непросто одолеть. Кроме того, Инглингу не пристало являться к греческому конунгу в облике простого воина. Вечером он сказал Асмунду и другим свеям:

– Да будет так! Отныне вы мои люди и должны повиноваться мне!

Харальд провел в Кэнугарде две недели и за это время его дружина пополнилась за счет тех, кто приходил под Угорскую гору с просьбой взять их в поход. Среди них были выходцы из Северных Стран, одинокие волки, давным-давно покинувшие родной очаг, а также молодые поляне и гулящие люди, неведомого рода и племени. Одним из первых пришел широкоплечий детина с румянцем во обе щеки и натруженными мозолистыми руками, похожими на клещи.

– Гостята, задушный человек, – назвал он себя.

– Ты смерд?

– Я же сказал: задушный человек. Был вольным людином, не простолюдином каким-нибудь, – с гордостью уточнил он.

Гостята был родом из племени северян. Жил он на полпути из Чернигова в Киев. Дед и отец держали кузницу, и многочисленных сыновей с детства приучили к этому ремеслу. Но одна кузня не могла всех прокормить. Гостята подумал-подумал и отправился в Киев на заработки. Там нуждались в добрых мастерах, и Гостята быстро оперился. Он завел кузницу позади Ольмина двора, принимал заказы и потихоньку набивал кубышку. Однако алчность подвела. Захотелось разбогатеть быстро и без труда.

– Бес попутал! – сокрушался Гостята. – Поверил одному обманщику из здешних жидов. Посулил три гривны барыша на одну, вложенную в его ростовщическое дело. Поручился я за него, а он убежал в чужие земли. Еще и грамоту взял со своих же жидов и хазар, дабы другие глупцы не боялись ссужать его деньгами. Кузница моя ушла за долги, а сам я попал в холопы к одному боярину. Благодарение Богу, не на веки вечные! Боярин захворал и перед кончиной в своей духовной дал вольную всей челяди. Царствие ему небесное! Теперь аз есмь задушный человек, освобожденный от холопства ради спасения хозяйской души.